После этих пернатых красавиц процессия окончательно утратила человекоподобный вид. Ее наполняли странные существа, лишь отдаленно напоминавшие людей, а большей частью каких-то колючих ежей, несущих старинные канделябры, огромных жуков-носорогов, проткнувших своим острием тела безжизненных девушек, водоплавающих птиц с пеликаньими клювами, из которых торчали оторванные детские ручки и ножки.
Процессию замыкало существо, напоминавшее жабу. Оно скакало, поспевая за колонной, разбрызгивая мелкие капельки слизи. На голове жабы красовалась треуголка, сложенная из свежего номера газеты "Известия". В лапке был зажат указующий маршальский жезл. Существо зло выкрикивало: "Даешь Кремль!", волоча за собой выпавшую кишку.
Белосельцеву стало страшно. Все небо было в бесчисленных росчерках птеродактилей, острокрылых демонов, зубастых химер. Там, где колонна достигла солдатской цепи, шумел и взрывался огонь. Длинное пламя ударяло в металлические щиты, покрывая их термическими радугами. Краска на солдатских касках лопалась от адского жара. Над схваткой, тонко и ужасно вскрикивая, скакал на ходулях священник, забрасывая сверху солдат комочками сырого теста.
"Где же отпор?.. Где государственники?.. Где защитники советского строя?.."— панически восклицал Белосельцев. Кинулся в метро "Площадь Маяковского", чтобы пронырнуть под разгоравшейся схваткой, выйти у "Охотного ряда", где собрала свои ряды демонстрация в защиту советского государства.
КАК В УГАРЕ, он промчался под Центром, вынесся на поверхность у Манежной площади. Вся площадь: от гостиницы "Москва" до Манежа,— клокотала, взрывалась, была переполнена до краев. Выдвигала вперед, на улицу Горького шеренги демонстрантов, которые мощно, слитно двигались навстречу невидимому врагу, готовясь его сокрушить. Белосельцев, ощутив эту мощь и энергию, непреклонную готовность сражаться, испытал огромное облегчение. Не все еще пали духом. Не все безвольно устранились от схватки. Не все переметнулись к торжествующему и лукавому недругу.
Воодушевленный, готовый к бою, он наблюдал выдвижение колонн.
Первыми шествовали члены профсоюзных объединений, в основном, крепкие, ладно скроенные женщины, загорелые после южных курортов, свежие после оздоровительных пансионатов. Энергично, слаженно передвигали плотные, с налитыми икрами ноги. Их легкие блузки едва сдерживали колыхание сильных грудей. "Ветер перемен", дующий сверху, от площади Пушкина, был бессилен разрушить высокие, белого цвета прически, сделанные на века в профсоюзных парикмахерских. Они несли гирлянды разноцветных шаров, бумажные цветы, плакатики с надписью: "Мир, Труд, Май". Раскрывали гулкие рты с золотыми пломбами. Подбадривая друг друга взглядами и улыбками, пели "Подмосковные вечера". И дух захватывало от этой родной, никогда не надоедавшей песни.
Следом, почти наступая им на пятки, шли коммунисты, неся на палочках красные таблицы с наименованиями райкомов. Радовали глаз хорошо вычищенные пиджаки, туго, несмотря на жару, повязанные галстуки, многочисленные значки, выпущенные в честь государственных юбилеев. Их лица были спокойны, выражали чуткость к пожеланиям трудящихся, готовность выслушать представителей трудовых коллективов, внимательно отнестись к нуждам людей. Они были готовы работать в новых условиях, идти в трудовые коллктивы, заново прочитать Ленина: "Учиться торговать", "Учиться у масс", "Учиться управлять", "Учиться, учиться и учиться". Они несли лозунги: "Перестройка, ускорение, гласность", "Больше свободы, больше социализма", "Народ и партия — едины". "Разобьем о камни собачьи головы "банды четырех". В их рядах шагал знаменитый певец Кобзон в парике из рыбьей чешуи. Раскрывал львиный зев, словно собирался проглотить Манеж вместе с Историческим музеем и находившимся там скелетом мамонта. Пел свою походную, заповедную: "И Ленин, такой молодой, и новый Октябрь впереди!.."
Далее шли ударники коммунистического труда, цвет рабочего класса и трудового крестьянства, не подверженные социальной эрозии, не захваченные мелкобуржуазной стихией. Многие из них были в касках. Иные несли на плечах отбойные молотки и бетонные вибраторы. Токари раскрывали штангенциркули, замеряли в выточенных деталях микроны. Сварщики в масках возносили над головами шипящие жала автогенов, бенгальские огни электродов. Колхозницы обнимали золотые снопы, другие ловко доили породистых холмогорских коров, выдавливая в подойники звонкие кипящие струйки. Их колонну возглавляли "красные директора", "флагманы" социалистического производства, "наши маяки". Исполненные достоинства, явились в Москву с заводов-гигантов, чтобы сказать народу: никогда "Уралмаш" и "Магнитка", "Ижорские заводы" и нефть Самотлора не попадут в руки хищных, беспощадных буржуев. Тут же, в рядах, катили первые советские автомобили, нарядные "эмки", великолепные, на белых шинах "ЗИСы-110". Неуклюже передвигался колесный трактор и самоходный комбайн "СК-4".