Выходит, натура тоже волчья. И потому бежал в Америку, как Казимир Самуэлевич Паниковский с краденым гусем подмышкой бежал за "Антилопой-Гну": "Возьмите меня! Я хороший!" "Возьмём гада", - сказал Остап. А кто тут был в роли Остапа? Ведь, кажется, директор ЦРУ Аллен Даллес, который так любил русскую поэзию, что в своё время написал предисловие к вашей "Автобиографии рано созревшего человека", тогда уже "присоединился к большинству". Так кто же? Киссинджер? Маккейн?
Это одна сторона дела, а вторая вот в чём: где ваш клич "раздавите гадину!"? Все бы поняли, какую. Или: неужто за двадцать с лишним лет не было времени написать свой "le Petit"?
Вот об этом бы и рассказал, в этом и покаялся бы. Ведь опыт-то покаяния, извинения, раскаяния накоплен с молодых лет огромный! Взять хотя бы историю с помянутой "Автобиографией", в 1963 году изданной в ФРГ. Она не стала за рубежом знаменем антисоветчины, как за пять лет до этого "Доктор Живаго" и спустя десять лет - "Архипелаг ГУЛаг", но все же в ней было достаточно всякого вздора и непотребщины. И вот какие горькие слёзы лил тридцатилетний сочинитель на пленуме правления Союза писателей: "Я ещё раз убедился, к чему приводит меня моё позорное легкомыслиеЯ совершил непоправимую ошибку Я хочу заверить писательский коллектив, что полностью понимаю и осознаю свою ошибку Это для меня урок на всю жизнь". Тут особенно примечательна последняя фраза: "на всю жизнь". А лишь только подул другой ветерок, так тотчас, как уже сказано, издал её в США с предисловием Даллеса. Так в своё время словчил и Солженицын со своим злобным "Пиром победителей".
Отрекся от него: это, мол, написано в горький час отчаяния. А как только вернулся из Америки, не мешкая, побежал с этим "Пиром" в Малый театр, и там во имя высокого русского искусства быстренько поставили этот шедевр русофобии. Вот и покаялся бы сейчас, Евгений Александрович, за себя и уж заодно за своего покойного компатриота из штата Вермонт за такую же бесстыжую проделку.
Нет! Он начал со своей фамилии, происхождения, с состава крови. Оказывается, отец его латыш по фамилии Гангнус, и есть в нем ещё и украинская, и немецкая кровь. Да кому интересна твоя кровь! В России-то! У нас их столько было Жуковский по матери турок, у Пушкина прадед эфиоп, у Владимира Даля - ни капли русской крови, у Куприна мать татарка, у Блока, конечно же, какие-то немецкие корни, у Марины Цветаевой - тоже, у Шолохова мать украинка - а все русаки дальше некуда! Маяковский писал:
Я дедом - казак,
другим - сечевик,
а по рожденью -
грузин.
Ярослав Смеляков по рождению был белорус, но уверял:
Я русский по складу, по сути
И, в том никого не виня,
Таким вот меня и рисуйте.
Таким и ваяйте меня.
И это в нашей литературе редкий случай, чтобы писатель говорил о своей национальности. А Евтушенко всю жизнь твердил; "Я настоящий русский" "Моя фамилия - Россия" и т.п. И почему-то любит доказывать свою "русскость" через отталкивание от еврейства.
А что касается фамилии Гангнус, то, конечно, она неблагозвучна, из неё отчётливо вылезает "гнус", но что поэтичного даже в фамилии самого Пушкина? Пушка - орудие смертоубийства. Только зная поэта и его поэзию, Блок мог воскликнуть: "Весёлое имя - Пушкин!" А Репин? Ведь от репы. А Константин Коровин? А Быковы? - и артист Ролан, и писатель Василь. А что такое пастернак? Травка семейства зонтичных. К любой фамилии люди привыкают. Михалков был прав:
А Пушкин, Глинка, Пирогов
Прославились навеки.
И вывод, стало быть, таков:
Всё дело в человеке.
То есть - в его таланте, в его делах. И к Гангнусу привыкли бы, если он писал бы, условно говоря, "Хотят ли русские войны", и не выдумывал "Автобиографии".
После доклада о составе крови, Евтушенко стал рассказывать о своих женах.
- Беллу я обожал, ну, просто обожал. Она такая толстенькая была. Я это обожал
- А почему же разошлись?
- Не знаю, совершенно не знаю. Понимаешь, я её обожал. Толстенькая Разошлись Никогда я не был так близок к самоубийству.
А Галя, которую увёл у друга своего Михаила Луконина?
Я не уводил. Она сама пришла. На такси приехала. Я только расплатился с таксистом. Нельзя сказать, что толстенькая, но я и худышек тоже любил. И её очень любил, ну, очень, очень. Семнадцать лет любил. Ну, очень любил Ушла
Кажется, в своё время и родители развелись.
Да, развелись. Но очень любили друг друга, очень. Почему развелись, не знаю. Мама торговала газетами в киоске у Белорусского вокзала. Она была лучшим киоскёром развитого социализма. Я пытался выбить ей звание заслуженного работника культуры СССР и персональную пенсию. Обращался к министру культуры Мелентьеву, даже в газетах писал об этом, но не удалось. Она, мол, работала не по министерству культуры, а связи. Ну и что?