"ЗАВТРА" Я вижу у вас модель "Байкала", вы участвуете в этом проекте?
А.Б. Да, участвуем. Провели продувки моделей, кое-что поменяли, динамику полета изучаем, готовимся к бросковым испытаниям. Тот макет, что был в Ля Бурже, готовим к летным испытаниям. Это очень серьезная вещь, если она пойдет. Нам кажется, что вообще ничего нельзя рушить, надо возвращаться к нормальной работе.
"ЗАВТРА". Если говорить о восстановлении промышленности, то у нас нет другой такой отрасли, кроме авиакосмической, которая могла бы служить становым хребтом восстановления хозяйства всей страны, подобно тому как у американцев после Великой депрессии таковым стало автомобилестроение.
А.Б. Совершенно верно, потому что она наиболее конкурентна, а по некоторым направлениям обгоняет мировой уровень. Ее и надо развивать, она, как локомотив, потянет все за собой.
"ЗАВТРА". Нужен ли нам в этих условиях какой-то грандиозный всеобъемлющий проект, например, такой как полет на Марс?
А.Б. Конечно! Я считаю, что это нужно, нужен такой проект. В таком проекте тысячи, миллионы нюансов, которые заставят задуматься многие отрасли. Вспомним "Буран", фактически не было ни одной отрасли, которая не занималась бы, так или иначе "Бураном". Приедешь куда-нибудь, говоришь, что мы занимались "Бураном", в ответ, а мы ткань специальную делали, а мы песок добывали для обшивки. Нужны такие проекты, они поднимают всю страну.
"ЗАВТРА". А что мог бы дать такой проект в плане духовного, нравственного развития?
А.Б. Мне трудно об этом говорить, я все же человек технический, но давайте вспомним конец ХХ века, последнюю четверть. Что, кроме "Бурана", серьезного было осуществлено в СССР? С ходу и не ответить. Вот я сразу говорю: "Буран". И страна, которая это сделала, может сказать: "Мы победители". Как в 1945-м году мы были победителями, и это признал весь мир, так и здесь. Мы победители, мы сделали такой проект. Американцы издевались. Ведь в 60-х годах они показывали свои конструкции открыто, они считали, что мы не в состоянии сделать это, нам не хватит техники, ума, не хватит денег, не хватит технологий. Потому что пришлось целый пласт нового поднимать. А мы не только сделали все, мы их превзошли: совершили автоматическую посадку. Они же не верили, что это — на наших компьютерах. Ведь мозг "Бурана" был троичен внутри, в машине.
"ЗАВТРА" Наверное, все это — не просто технические достижения. Это была жизнь, люди горели работой. Что же произошло с программой "Бурана"? Она до сих пор не закрыта?
А.Б. Да, но вот смотрите, в 1993 году Коптев официально прислал письмо, где, не закрывая тему, приостановил финансирование работы. Правда, написал, что необходимо подготовить все бумаги по списанию темы, по закрытию, затратам, которые в связи с этим придется нести. Мы были головным предприятием по МАПу. Конечно, ничего из требуемого по закрытию темы не было сделано. Но какова жизнь у предприятия, которое было построено, специально создано под "Буран", и вдруг эта тема прекратила финансироваться, сами понимаете. Началась настоящая вакханалия. Глеба Евгеньевича стали терзать на конференциях трудового коллектива, и в итоге он сказал: "Я ухожу". Решением коллектива Генеральным директором стал я. И первое, что я сделал,— назначил Глеба Евгеньевича Лозино-Лозинского Генеральным конструктором. Все знали, что преемственность у нас осталась, а я не разрушать ее пришел. Вообще не терплю, когда Горбачев начал все топтать: все предыдущие у него стали плохие. Ельцин пришел — тоже до него все плохие. Не бывает так.
"ЗАВТРА". Знаем, что вы выросли в трудовом коллективе. Вы мастером начинали?
А.Б. Да, я был старшим мастером, начальником цеха, и, последние годы до этой должности,— главным инженером. И сейчас вспоминаю те тяжелые для предприятия годы, когда ребята, отличные специалисты, которым до 40 лет начали уходить. Конечно, невозможно жить без зарплаты. Ведь коллектив подбирался не из тех, кто по понуканию работает. Люди у нас подобрались творческие, смекалистые, такие не могут просто сидеть. Расставались мы с ними, не удержишь же человека, если не можешь ему зарплату платить.
В то время я и к президенту обращался, комиссию создавали. Мы пытались доказать, что преемственность "Бурана" — это МАКС, т.к. все наработки и та база, что создана, не канут в Лету, а плавно перейдут в новый, более современный проект. Начались публикации, я трижды выступал на совете безопасности, с Коптевым бурно спорил: "Вы же сами заключения давали". А он в ответ: " По технике нет вопросов. Денег нет". Я не знаю, что такое, если нет денег в стране. В стране есть ресурсы, чтобы создать МАКС, в стране есть все: потенциал, люди, возможности и головы, заводы еще не все развалены. Все есть, а денег вот нет. Да деньги — лишь эквивалент. Сделайте так, чтобы тот потенциал и те ресурсы, которыми мы обладаем, правильно оценивались в деньгах. Мы бы тогда и нормально работать смогли.