А.Н. Тогда получается, что и Россия следует курсом Берлускони?
Д.К. Трудно ответить на этот вопрос, потому что Путин явно лавирует. Делает одно, а говорит другое. Например, он подписал контракт с Ираком на десять лет на сумму 40 миллиардов долларов в августе, и вдруг сейчас выясняется, что он склонен воспринимать некоторые импульсы Америки. А ведь если Америка захватит нефть Ирака, цена резко упадет, то в бюджете России откроется черная дыра. Я не знаю, как господин Путин будет платить пенсии и зарплаты своим служащим.
А.Н. Существует вполне отработанная схема: будут сокращаться военные расходы, "срезаться" наука, выпрашиваться транши МВФ.
Д.К. Значит, Россия продолжит распадаться. Последствия распада будут ощутимы уже через пять-шесть лет во время правления Путина, и он может плохо кончить. Если такой сценарий осуществится, то Россию ожидают огромные потрясения. Совершенно очевидно, что в планах правящих кругов Америки расчленение России по Бжезинскому — на три государства. Одна часть — европейская Россия без Кавказа. Другая будет — Западная Сибирь. А третья — Дальний Восток. Хотя Дальний Восток потерян уже сейчас. Через десять лет он не будет контролироваться из Москвы. Тогда там уже обоснуются десять миллионов китайцев. Распад очевиден. Война в Чечне показывает, что силового решения этой проблемы нет. Потому что там воюют не только чеченцы, но и множество других народов, вооружение поступает со всего мира. Значит, перед Путиным стоит такой выбор: или он настаивает на защите национальных интересов России, или объединяется с Америкой и соглашается на дальнейший распад страны.
Возможно, Путин опять же имеет серьезный расчет. Закрепляя дружественные отношения с Америкой, он выигрывает время, в течение которого надеется укрепить государство. Договор состоит примерно в том, что Америка добивается резкого снижения цен на нефть и компенсирует России то, что она теряет, начнись война в Ираке. Компенсирует, замечу, через ваши компании: ЛУКОЙЛ, Роснефть и другие. Но это же не государство, а частные компании, которые работают не в интересах России. Следовательно, все компенсации канут в небытие, не дойдут до пенсионеров и служащих. Для этих компаний распад России ничего не значит. Они транснациональны, то есть во многом вненациональны и могут существовать при любой геополитической раскладке. Не могу сказать, какова стратегия Путина на этот счет. Вокруг него есть одна группа людей, которые явно действуют в интересах США. Они сильно влияют на него. И меня это тревожит.
А.Н. Я думаю, главное, чего нет в окружении Путина — это воли к политической борьбе. Вместо этого только информационная блокада, тотальный контроль за телевидением, лоббирование на всех уровнях ультрадемократических группировок, руководствующихся монетаристскими принципами развития страны, которые себя уже полностью дискредитировали.
Мне бы еще хотелось заметить, что вы говорите как атеист. Мол, американцы планируют, и поскольку они люди энергичные и жесткие, то всем их планам суждено сбыться. А вы не думаете, что исторический процесс — это теорема с большими числами и допусками? И стопроцентный контроль мира невозможен. Любая ситуация, измеряемая в трех планах, уже выходит из-под контроля, ее можно только слегка подправлять. И если существует ситуация неуправляемых случайностей, то развитие положения дел в Америке может пойти непредвиденно. Победят они, снизят цены — все равно остается огромное долговое бремя на всех уровнях — общенациональном, муниципальном, фирменном. Чем отличается Европа от Америки? Европа — добропорядочная старушка, которая всегда делает свой бюджет более-менее сбалансированным. Американцы имели огромную фантазию и свободу маневра. Поэтому они создавали ситуацию, когда в течение сорока-пятидесяти лет работали без обеспечения, в дисбалансе, на негативном сальдо и во внешней торговле, и по задолженностям на разных уровнях. И сейчас они понимают, что если не выиграют, то карточный домик распадется.
Д.К. Да, они сейчас достаточно мощны и не колеблются. Пусть даже от их действий произойдет катастрофа. Но мы должны учитывать, что находимся на перекрестке истории, которому нет сравнения. Мы должны выбирать между жизнью и смертью. Вместо множества возможностей остаются одна или две, не больше. Этот расклад известен американцам. Поэтому они так решительны.