Выбрать главу

Тогда стоит подкорректировать приведённый выше список: оставить лишь три функциональные роли человека — избиратель, налогоплательщик, потребитель. И хватит…

Да, ежели "уплочено", у нас всегда исполнят... Причем не просто исполнят, а еще и добавят от души.

АПОСТРОФ

4 ноября 2002 0

45(468)

Date: 05-11-2002

Author: Оксана Тимофеева

АПОСТРОФ

Поль Вирилио. Информационная бомба. Стратегия обмана. "Прагматика культуры"; "Гнозис". М.2002.

Век мой — враг мой. Атака на современность стара, как мир. Стоило в человеческой мысли зародиться хотя бы малейшим представлениям о времени, как она начала оценивать, скорбить о прошлом, сожалеть о настоящем и предугадывать будущее. Сверхсовременная и актуальная работа Вирилио — наследница многовековой традиции травматического переживания "сегодня". Гневный обличительный пафос, совершенно непримиримый, отказывает в праве на существование любой иронии, любой надежде. Тем, кто до сих пор не понял, что все совсем плохо, Вирилио берется окончательно раскрыть глаза на и так уже известное, проговоренное и артикулированное.

Будущего нет. Пришедшая на смену реальности (реальной реальности прошлого!) виртуальная перспектива подменяет один мир другим, и этот другой, кибермир, лишен реального движения, времени и пространства. Пространство сужается до неузнаваемости. На смену обычному географическому горизонту приходит "искусственный" — границей мира служит теперь плоский экран телевизора и монитора, в пределах которого обозрим весь шар земной. Время сжимается — сверхскорость медийных и информационных перемещений позволяет событиям развиваться мгновенно, без всякой возможности передышки и осмысления. Не оглядываясь, человечество движется к неизбежному концу. Прикованное к экрану телевизора, живое тело атрофируется, так как его потребность в движении удовлетворяется опосредованно, через воображение и чистую иллюзию. Человеческим миром движет влечение к смерти, и современная история — вернее, ее конец — обещает долгожданный утробный покой.

В этом общем движении homo sapiens постепенно деградирует до уровня ребенка. Вирилио ловко подхватывает метафору инфантильности современного человека, появившуюся еще в прозе Витольда Гомбровича. Инфантильность — не только в рекламе (навязывающей потребителю детские, "игрушечные" товары), но и в политике. То, что Гомбрович, как бы шутя, называл "наивностью и невинностью", Вирилио с праведным гневом обличает как "безответственность". Это относится и к обычному современному человеку — телезрителю и "интернавту", воспринимающему информацию о войнах и катастрофах, и к политику, к главе государства, развязывающему войны, но не несущему никакой вины и неподвластному контролю. В том, что происходит, никто не виноват, как никто не виноват в том, что лемминги однажды плотным стадом бросаются в море. Все происходит быстро и автоматически, в излучении "информационной бомбы", обращающей землю в ничто. Словом, речь идет о полном изменении биологической, физической и метафизической картины мира.

Абзац за абзацем — строгие последовательные описания фактов, демонстрирующие, до чего дошел прогресс во главе с Америкой: мир задыхается, попав в сети масс-медиа. Что, кстати, не является такой уж новостью. Философская критика конца двадцатого века уже успела проторить эту дорожку, упирающуюся в конце концов в плоский экран телевизора и монитор компьютера. О господстве визуальности, лишенной измерения глубины, о тотальной замене копией оригинала достаточно много написал, в частности, Жан Бодрийяр. Трудно поспорить с тем, что говорит Вирилио. Ибо трудно поспорить с очевидностью.

Правда, немного смущает несгибаемый пророческий тон. Письмо Вирилио движимо некой энергией откровения, невозможностью молчать. Но современного читателя трудно напугать картинами грядущего ада. Попытка описать мир во всей его откровенной наготе в сочетании с прямым намеком на полную невозможность хоть что-то изменить в конце концов способна породить апатию и тоску, бледную немощь. Ну и что, что апокалипсис грядет? Он, в общем-то, всегда грядет. На то он и апокалипсис. Короче говоря, такого рода книгам чего-то не хватает. Какой-то изюминки, усилия, направленности. "Французы, еще одно усилие, чтобы стать республиканцами!" — данная фраза маркиза де Сада напрашивается каждый раз, когда сталкиваешься с актуальным философским комментарием, рожденным французской интеллектуальной традицией. Французы, еще одно усилие! Его-то всегда и не хватает.