Промыслительно сохранившиеся уникальные фрески 15 века представляют собой единый замысел, произведенный и предназначенный для человека молящегося . органично включенного в то, для чего предназначен и самый храм – в литургическое священнодействие. Помимо последовательного и очень логичного разворачивания собственно содержательной стороны иконописного сюжета, здесь важно буквально все, в том числе соотнесенность со временем суток, с качеством дневного освещения. Без этого «внешнего» обрамления не воспринимается и затухает сама цветовая гамма фресок.
Долго рассматривая творение Дионисия при различном освещении, Холдин сделал свое главное открытие: полностью адекватное восприятие фресок возможно лишь в очень короткий временной промежуток в районе полудня солнечного дня . Именно тогда можно увидеть все цветовое богатство фресок во всей порожденной автором полноте; именно такое освещение для них наиболее адекватно. В контексте суточного богослужебного круга понятно, что это время, когда завершается Литургия, и люди подходят к Чаше, причащаются Святых Христовых Таин.
В другое время суток фрески тускнеют; в значительной степени теряется свойственная Дионисию объемность изображения, сереет доминирующая здесь охра, а голубизна теряет свою неуловимую прозрачность и глубину. При искусственном же освещении, при полной изоляции от дневного солнечного света (например, ночью или при наглухо занавешенных окнах) они вообще превращаются в свою противоположность, и становится решительно непонятно: а почему, собственно, это – мировой шедевр? А ведь именно так обычно фотографировали эти фрески до Холдина, тем самым напрочь убивая авторский замысел, разрывая столь необходимую здесь связь произведения с Божьим миром!
Советское искусствоведение, порой представленное докторами наук и академиками, никогда не раскрывавшими Библию, «как труп разъяло» творение Дионисия и завесило его подлинную глубину и значимость множеством диссертаций на частные темы. Искусственный разрыв единых парных композиций, ночная съемка при искусственном освещении, полное непонимание единства замысла. И – множество альбомов с напрочь убитой цветовой гаммой. В конечном счете именно их стараниями Дионисий не был включен ни в один авторитетный словарь художников мирового уровня, оставаясь своего рода «вещью в себе», тайной за семью печатями.
Катя Данилова, вдова и многолетняя соратница Холдина, ныне хранительница его бесценного наследия, кладет рядом «старый» альбом Дионисия какого-то советского издания и альбом Холдина с отпечатком одной и той же фрески, и все становится окончательно ясно. Небо и земля, беспомощная плохая копия и – практически самый оригинал, поистине чудесным образом перенесенный на современную фотобумагу; безжизненное тело – и живой организм, в который вдохнули душу.
Долгие годы мучительного наслаждения высоким творчеством посвятил Холдин своему открытию. Как и положено подлинному творцу, совершенно не понятый большинством современников, он каторжным трудом на износ сам добывал деньги на свое дело жизни; приобрел дорогую технику, собрал команду настоящих профессионалов, чей труд оплачивал практически из собственного кармана. В основном Холдин работал в Ферапонтово поздней осенью и зимой, когда там нет туристов. Виртуозная и сложнейшая постановка света, бесконечные цветопробы, многократное сличение с оригиналом того, что получилось. Так еще никто никогда не работал! Он совершил революцию не только собственно в фотографии, но и в полиграфии, придирчиво отбраковывая и безжалостно уничтожая те отпечатки, которые хотя бы чуть-чуть не соответствовали подлиннику.
В фотографии – это была еще пленка. Ныне, после повсеместного перехода на цифровые технологии, вся совокупность техник, использованных Холдиным, остается уникальной и практически утрачена; даже если очень захотеть, заново проделать весь его творческий путь невозможно. Стоявший на самом высоком уровне профессиональных технологий своего, совсем недавнего, времени, он, со своим уникальным творением, вдруг как-то стремительно технически устарел; и в этом тоже видится глубокий символический смысл.
Это был воистину Божий труд по Божьему призванию. Думаю, что весь сонм древнерусских святых и прежде всего наши великие преподобные и праведные иконописцы молились на небесах об успехе его дела.
В результате Холдин сделал то, что до него не удавалось еще никому: возродил, вернул к жизни средневековый оригинал при помощи изощренного инструментария современных технологий, не только вернув фрескам Дионисия адекватное, созданное самим автором цветовое звучание, но и развернув все композиции в тот последовательный ряд, который в полноте раскрывает и сугубо содержательную сторону авторского замысла. Симфония фресок зазвучала в полный голос, открывшись миру как подлинное «богословие в красках».