Свою роль здесь сыграла и официальная позиция Кремля в лице президента Путина, который на протяжении последних 15 месяцев упорно критиковал линию США по иракскому вопросу и солидаризировался в этом вопросе с Германией и Францией. Удивительно, однако эта линия российского президента не претерпела существенных изменений даже после окончания военных действий в Ираке. Во всяком случае, общая тональность сообщений государственных ТВ-каналов и ориентация пропутинской "Единой России" определялись именно позицией Путина, в то время как Администрация президента в лице Волошина явно вела собственную игру.
Логика развития событий заставляет нас предположить, что в российском истеблишменте разворачивается острейшая схватка, близкая к формам дворцового переворота. Весьма симптоматичным здесь выглядел визит Волошина в Вашингтон, который пришелся на самый разгар военных действий. Прием главы совершенно неконституционного органа российской исполнительной власти высшими должностными лицами США прозвучал как гром среди ясного неба, поскольку не предусматривался никакими протокольными соображениями. Кстати, как и прием Касьянова президентом США вне всякого предварительного протокола. Если не сам Путин столь необычным путем что-то решил сообщить своему коллеге Бушу, то (и это намного вероятнее) Волошин налаживал прямой контакт с республиканской администрацией, выступая от имени "семейного" клана (Касьянов—Волошин—Юмашев—Дерипаска—Абрамович). Не исключено, что в этом случае разговор мог идти только о необходимости смещения Путина и гарантии безопасности "семейных" активов в банках США в обмен на тотально проамериканские позиции "семьи". Так это или не так — вопрос, разумеется, спорный, хотя в пользу подобного предположения свидетельствует резкость заявлений Путина в ходе его встреч с Шредером и Шираком в Петербурге, а также с Блэром в Москве уже после целевой сдачи Багдада, когда, казалось бы, и препираться нечего.
Вопрос заключается в том, чем Путин при этом руководствовался. Ведь пропуск американским "джи-ай" в среднеазиатские республики он выписывал лично, за что и удостоился рукопожатия Буша. А в нынешней ситуации почему-то реализует диаметрально противоположную схему.
Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего необходимо отметить, что "сфера влияния" российского президента в экономической сфере ограничена отраслями военно-промышленного комплекса и — отчасти — Газпромом, где ставленникам Путина удалось если не отстранить, то хотя бы потеснить у руля старую "черномырдинско-вяхиревскую" гвардию. Однако газовые поставки на десятилетия вперед завязаны как раз на страны Евросоюза, Германию прежде всего, и из этой схемы, заложенной еще в советские времена, выходить "хозяину Кремля", по большому счету, некуда. Да и незачем.
Кроме того, общая тенденция к модернизации вооружений — причем модернизации, вызванной угрозами со стороны США,— неизбежно вызовет огромный всплеск спроса на российские военные системы, особенно если будут существовать политические гарнтии того, что ноу-хау этих систем не будет заранее "сдано" тем же американцам. "Цена вопроса" в сложившейся ситуации составляет сотни миллиардов долларов, и Путин лично заинтересован в том, чтобы они не прошли "мимо кассы".
Кроме того, сдача Кремлем Организации Объединенных Наций в качестве единственного легитимного института, определяющего нормы международного права и правоприменительную практику, вовсе не входит в интересы российского президента, поскольку девальвация права вето в СБ ООН будет представлять собой такую бездарную растрату активного политического капитала, на которую не решался даже Ельцин в самом пьяном угаре. Соответствующую реакцию Франции (а значит, Германии) и КНР на подобную "сдачу" тоже предугадать нетрудно.