Сын брата на стыке двух эпох поступил в военное училище, дочь-старшеклассница приносила домой одни пятерки, и всем довольный Александр праздник в душе стал отмечать не только по красным дням календаря, но и по будням. Нет-нет, сутками напролет брат не бражничал — на работу при любом похмелье приходил вовремя. В подворотнях с кем попало он также не пил — берег честь учительского мундира. Но поскольку дефицита приличных собутыльников в Локте не было, Александр с принципиальностью мужчины регулярно находил важные причины принять жидкости хмельной.
Сменившую социализм демократию брат встретил с устойчивой привычкой к вечному празднику и отказаться от нее не поспешил. Да, новая власть отменила его очередь на машину. Да, рыночные реформы напрочь истребили их с женой сбережения. Но все ведь пострадали, все кругом жить стали хуже — а где наше не пропадало? Нигде. И не кончился Александр как заводила подогретых компаний, и по-прежнему чувствовал, что ему море по колено.
Рынок в стране торжествовал, брат-учитель на него поплевывал и поплевывал бы и впредь, коли б однажды на трезвую голову не обнаружил: рынок — удавка ему, жене и взрослым уже детям.
Сын Александра, закончив училище, женился и с двумя малышами маялся в комнате в коммуналке, имея нищенское офицерское довольствие. Дочь-отличницу приняли на бесплатное обучение в медицинскую академию в Питере со стипендией, равной стоимости нескольких пар колготок. При всем том брат оказался перед выбором: или махнуть на детей рукой и продолжить озоровать-проказничать, или каждый рубль двух скромных-прескромных учительских зарплат употребить во имя и во благо сына и дочери.
Под залог дома Александр взял в банке кредит и помог сыну-офицеру купить отдельную квартиру. Выплаты за кредит надо было производить точно в срок, а зарплату брату и жене задерживали и на два, и на три месяца, и даже на полгода. И Александр, завязавший не только с выпивкой, но и с курением, теперь каждой утро просыпался с мыслью: у кого занять — занять на то, чтоб выпутаться из банковской кабалы и на то, чтоб дочь в обшарпанном общежитии в Питере могла хоть что-то поесть.
С деньгами на руках в разоренном реформами Локте было очень напряженно. Но добрые люди в нем не перевелись. Некоторые соседи и знакомые брата, увидав его или жену Надежду возле своих домов, немедленно запирали двери, а некоторые — последние свободные рубли отдавали в долг бедствовавшим учителям.
Александр с супругой экономили на всем. Во все тяжкие вкалывали на приусадебном участке. Разведали все грибные места в окрестных лесах. И невзирая на то, что зарплату им по-прежнему задерживали, рассчитались-таки за банковский кредит на сынову квартиру. Освободившись от кредитных выплат с бешеными процентами, Александр продал пианино дочери, спустил давние свои запасы стройматериалов, с выгодой толкнул оптом богатый урожай с участка, занял некую сумму у менее бедных, чем он, родственников и купил 14-летний "Жигуль".
Не подержанный, а издержанный автомобиль брат собственными руками реанимировал и превратил в подобие средства производства. Кто-то просил Александра за деньги что-то привести, кто-то — отвезти. Он в не занятое учительством время никому не отказывал, и за счет извоза пусть скромно, но стабильно приумножал скудный семейный бюджет. Но появление возможности дополнительного заработка никак не сказалось на его отношении к демократической власти.
Отчаянная нищета, в которую эта власть ввергла брата в середине девяностых, вызвала у него не просто злобу, а злобу агрессивную. С тех пор он не только проклинает захвативших Кремль правителей, но и лично воюет с их политикой. Воюет так, как прикажет оппозиционная Компартия. Точнее, районная организация КПРФ. На всех минувших в последние годы выборах в районе Александр душой и телом был с кандидатами от оппозиции и выступал в их интересах и как агитатор, и как пропагандист, и как курьер, и как наблюдатель. На выборах грядущих он также готов исполнять любую роль — и только в пользу кандидатов-коммунистов. На чем держится прочный роман брата с Компартией, прежде всего — на идейной или прагматической основе?
Брасовский район, центром которого является Локоть, — это моя родина. Там похоронены деды и бабки, отец и дядья, там у меня, помимо Александра, есть еще двоюродные родственники, и там я обыкновенно праздную Пасху. В конце нынешней Страстной недели со мной вместе прикатил в район родной племянник Олег. Он на свет белый появился в той же деревне, где и я — в Нижних Авчухах, но в отличие от меня, брасовских мест не видывал лет двадцать — с окончания начальной школы.