Давайте посмотрим на эту ситуацию с точки зрения того, что нам нужно и что мы можем. Но я хотел бы для начала напомнить, как мы оказались в таких местах, как Кавказ, Средняя Азия.
Было две причины для нашего там присутствия. Причина первая — это опасения за усиление роли Великобритании, тогда нашего главного геополитического "союзника", который контролировал, по сути дела, и Индию, и Переднюю Азию… Мы опасались, что она распространит свое влияние и дальше, и нам нужно было поставить где-то рубежи. Такие рубежи очень хорошо могли быть поставлены на естественной, природной границе — это горы, которые идут от Тянь-Шаня и Памира и заканчиваются Кавказом. Вот мы эту территорию и заняли в течение XVIII-XIX веков.
Вторая причина была экономическая. Русский капитализм развивался, к сожалению, с большими перекосами и, по сути, превратился в придаток развития Западной Европы. Мы были для Западной Европы источником сырья и капиталов.
Тем не менее, внутренние процессы России, особенно — после освобождения крестьян, требовали быстрого развития промышленности, потому что развитие капитализма на деревне давало большую массу рабочей силы, которая оставалась без средств к существованию. В Англии эту проблему решили путём уничтожения значительной части населения, бродяг так называемых. Нам надо было население занять, поэтому правительство делало всё, чтобы развить внутренний капитализм. А как его развить? Западные рынки для нас закрыты из-за отсутствия конкурентоспособности, колоний у нас нет, весь мир уже поделен. И мы просто хотели получить возможности для сбыта своей промышленной продукции. Мы их получили. Это стало выгодно и тем народам, которых мы присоединили. Почему? Потому что с одной стороны — колонии, с другой стороны — с особым статусом, потому что вошли в состав метрополии, и они — подданные царя. Всё это было очень выгодно. Эти две причины нас завели на Кавказ и в Среднюю, Переднюю Азию.
А что сейчас? Остаются ли эти причины для нас важными? Если говорить о военных причинах, то они до сих пор остаются, нам надо сохранять там своё присутствие ввиду угрозы экстремистских организаций и ввиду того, что у нас там абсолютно ненадёжные союзники, которые грозят нам, оттуда, с Юга, в том числе и НАТО через Грузию. То есть военный аспект остался.
Экономический аспект тоже остался, но он стал уже специфическим, выхолощенным. Единственный там интерес — контроль за нефтепроводами и газопроводами, за транзитом углеводородов. И больше ничего. Капитализм у нас находится, к сожалению, в такой стадии развития, когда надо ещё освоить внутренний рынок, и нам не так уж интересны Средняя Азия и Кавказ. Ведь ничего не делается даже в рамках интеграции Евразийского союза — ни в Таджикистане, ни в Киргизии, ни в Узбекистане. Мы заключили союз, но не в силах заняться настоящей интеграцией, то есть создать там предприятия, организовать товаропотоки… Точно так же — и на Кавказе.
Из этого и должна исходить наша политическая позиция. С одной стороны, мы должны там сохраниться для того, чтобы решить два эти вопроса: оборона и контроль за движением нефти. А как это сделать? Две стороны находятся в таком клинче, что ни одна из них победить не может. Более того: и та, и другая сторона едва ли не заинтересованы в этом конфликте. По крайней мере — и те, и другие элиты, чтобы сохранить власть. А внешние игроки практически все заинтересованы в этом конфликте. Иран? Турция? США? Заинтересованы. Получается, что абсолютно все заинтересованы в конфликте. Ну, и как его решить? Военным путём — невозможно. Экономическим — мы не имеем нужного влияния, потому что там вообще никакой экономики не имеем. Царская Россия имела, а мы — нет. Поэтому наша миссия — чисто гуманитарная: мы должны сделать так, чтобы стороны конфликта не переходили определённые границы.
А к разрешению конфликта в той или иной форме надо возвращаться в будущем, когда изменится соотношение сил, изменятся наши возможности и наше положение.
Валерий КОРОВИН, директор Центра геополитических экспертиз.
Хотелось бы обратить внимание на системную ошибку, которая лежит в основе этого конфликта. Заключается она в принятии модели национального государства в качестве базовой. То есть государства-нации, европейского типа государства, государства l'état-nation, возникшего в новое время в Европе, которое полностью отличается от традиционного государства, коим является государство-империя, что предшествовало новой форме государственности как таковой.