С. А. Есть очень мощные исследования касательно смеха у Проппа, нашего замечательного философа. Роль архаического смеха, роль цивилизованного, дзенский смех как пережиток земледельческого культа. Смеялись и на похоронах, и во время урожая в древних обществах. Смех, как проявление веселья, не был зафиксирован.
С. Б. Если бы мы жили в каком-то вакууме и не знали сути всех наших соотечественников и деятелей культуры, живущих с нами в один отрезок времени, если бы не знали бы интеллектуального потенциала отдельно взятого человека — мы могли бы говорить, что то, что делал Курехин, являлось стебаловом. Но это был человек, который свободно ориентировался в мировой философской традиции, в системе религиозных мировоззрений. И равных ему в этом в нашей стране было мало. Из среды московских художников, может быть, Монастырского я могу поставить рядом. Если Курехин по воздействию на среду использовал то, что публике казалось смешным и веселым, это говорит о том, что среда не готова была воспринимать серьезные вещи, хотя результата он все равно добивался.
Прежняя система ценностей была разрушена. На сегодняшний день отсутствие таких людей приводит к тому, что мы постепенно превращаемся в тоталитарное государство. А Курехин во многом в своей работе апеллировал к тому, что свобода — обязательное качество культуры, которое является базисным и фундаментальным.
«ЗАВТРА». Комментарии — «хорошая шутка», сопровождали и деятельность Тимура Петровича Новикова, когда он обратился к классицизму и создал Академию изящных искусств…
С. А. Новиков говорил, что классицизм единственное — не апроприированное американским современным искусством, которое претендует чтобы быть единственными, чтобы все сделать американским. Американцы не присвоили себе классицизм. Классицизм был свободой. Это была лазейка за пределы тех товарно-денежных отношений, которые охватывают все остальные области культуры, и это была отчаянная попытка. По крайней мере, призыв идти не в те двери, куда указывает тебе вся сумма обстоятельств. А идти в те двери, которые вроде бы закрыты. Причем идти не для того. что их открыть, а для того, чтобы их охранять. Тимур выступал скорее как страж. Он перед кончиной вообще жил в основном в Михайловском замке. Страж порога, который никто не должен пересекать. Это вообще новое понимание искусства. Как формы сокрытого, а не открытого. Но только в этом виде искусство и может быть открытым и способным к взаимодействию, как это не парадоксально
«ЗАВТРА». Вы работаете в рамках современного искусства. Тем не менее, вы, похоже, довольно дистанцированы от наиболее шумной и разрекламированной отечественной арт-среды — московских актуалистов?
С. А. В московском искусстве семидесятых, восьмидесятых, девяностых годов были интересные явления, но они не находились в поле зрения масс-медиа. Была мощнейшая традиция. Люди были независимы от коммерции, не думали, что их работы надо продавать. В отличие от Запада, кстати. Многие просто работали параллельно: Кабаков, Пивоваров, Булатов — рисовали детские книги. Следующее поколение это — «Коллективные действия», потом «Мухоморы», «Медгерменевтика». Огромная традиция с десятками авторов, которые вообще неизвестны, никак не фигурировали в 90-е годы. Для искусствоведов в штатском традиция московского авангарда была враждебная. Большинство этих людей оказались вне официального, затем они были признаны Западом, Запад их поддержал и они получили славу. А тут появились новые голодные люди, которые не были особенно кому-то нужны, потому что ничего интересного не предлагали, не знали что делать дальше. Мы-то знали, что дальше и продолжаем это знать. Мы постоянно движемся вперед. А эти люди просто привлекли к себе внимание, как шалящие дети С ними надо было работать, но поскольку мы находились на Западе в основном, никто этим не занимался. Наши места столпов русского авангарда никто не занял, но, вместо этого, возникла какая-то возня в прихожей. Допустим, акции «Коллективных действий» проводились для своих, в основном без зрителей. Я смотрел съемки акций — показательно, что ни одного человека из художественной среды — только журналисты. Я это называю Пи-арт. Люди строят самолеты из фанеры.
С. Б. Многие из наших коллег не проводят настоящую осмысленную работу. Главное, достаточность для понимания западных коллекционеров и критиков. Рефрен — это то же, что и ваш такой-то. В итоге на Западе относятся к нам с откровенным высокомерием. Поэтому получаются казусы. Интересный проект Олега Кулика под руководством Джефри Дайча — «Я кусаю Америку, Америка кусает меня». Во всех газетах Дайч не нашел ничего более интересного как сказать то, что последствием советской идеологии, ее воздействием стало особачивание человека. Это даже не первичный уровень восприятия, это культурный колониализм. Кулик — более интересный и серьезный художник, чем то, как его воспринимают на Западе.