Следующий день стал кульминационным в истории обновленного Сарова. 30 июля в 9 часов утра началось освящение восстановленного храма. На соборной площади были установлены большие экраны, потому что храм не смог бы вместить в себя всех желающих присутствовать на торжественном богослужении. В эти дни меры безопасности были беспрецедентными. Чтобы пройти на монастырскую площадь, надо было миновать металлоискатель. На богослужении присутствовали не только иерархи церквей, но и важные светские персоны — губернатор, руководители города и Ядерного центра, депутаты Госдумы, а также прибывшие из-за границы представители разных ветвей Дома Романовых. В одном ряду с ними стояли иконописцы, мастеровые, строители — все, кто трудился над восстановлением храма.
31 июля в Саров прибыл президент. Путин принял участие в молебне, приложился к святым мощам, а потом вместе с патриархом и всем духовенством на соборной площади перед монастырской колокольней провожал раку.
Жизненный путь батюшки Серафима, его святость, его смирение и доброта дает нам силу и надежду. Это путь восхода, рассвета, расцвета России. И в эти дни о том молились, на то уповали все: от Патриарха всея Руси до безвестной старушки в белом платочке, что крестилась и плакала, стоя на коленях у самого края пыльного шоссе, ведущего из Сарова в Дивеево.
г.Саров. Август 2003 года
ОБ АБСУРДЕ ДИАКОНА А.ШУМСКОГО
5 августа 2003 0
32(507)
Date: 06-08-2003
Author: о.Дмитрий (ДУДКО)
ОБ АБСУРДЕ ДИАКОНА А.ШУМСКОГО
Наконец, одолел длиннющую статью диакона А.Шумского об абсурде. Что сразу напрашивается? Вступить в полемику.
Но полемика-спор, на мой взгляд, не выяснение истины, а затемнение сознания, и пришло на ум другое: могущий вместить да вместит.
Что ж поделать, если диакон Шумский не может вместить... Чего вместить? А именно: как понять человека в замутнённой стихии нынешней перестройки. Ему непонятен Александр Проханов, тем более непонятен духовник его газеты. Непонятен Лимонов, да и непонятны такие писатели, как Василий Белов и Валентин Распутин. А духовник, отче диаконе, должен понять всех, разговаривать "с еллином, как еллин, с иудеем, как иудей" и это ещё не всё. А вот как разговаривать с соединёнными "еллином и иудеем"? Ещё труднее понять их. А понять надо! Понять так, чтобы прежде всего выделить в человеке не зло, а добро. Как бы ни был зол человек, а добро в нём всё-таки сильнее, потому что человек — образ и подобие Божие.
Вот, допустим, Шумский ехидно улыбается на мою канонизацию русских писателей: "Как, допустим, молиться канонизированному Розанову: преподобный отче Василие..." А как молятся преподобной Марии Египетской, великой блуднице? Тем более разбойнику, первым вошедшему в Царство Небесное: "святой великомученик разбойниче", так что ли? Всё здесь понятно?
Отбросив всякие кривотолки, я скажу, что я преследовал канонизацией русских писателей то, чтобы повернуть сознание современных писателей, смакующих разврат.
Никто ведь не станет отрицать, что русская классика — православная литература, и она много делала, чтобы привести людей к христианству. Но её забыла как бы и Церковь — остаётся безучастной к этой литературе.
Я не настаиваю, я предлагаю. А уж как будет — воля Божия...
Я знаю отчасти, да и все мы знаем отчасти, по выражению Апостола. Не надо только выставлять своё понимание как непреложную истину, этим самым мы становимся книжниками и фарисеями. Не лучше ли быть мытарями, которых хвалит Христос?
Теперь скажу вот ещё о чём: о канонизации Григория Распутина и царя Ивана Грозного. Почему-то обращают внимание на грехи этих людей, мнимые или действительные, а не обращают внимания на их образ и подобие в Боге. В чём, допустим, заметен образ и подобие у Григория Распутина — как его убили. Заманили, дали яд, — не подействовало, тогда несколько пуль выпустили в убегающего, бросили в воду, а он, "великий распутник", держал сложенные в крест пальцы; в крест, как непобедимое оружие.
На чьей же стороне у нас будут симпатии, если мы объективно честные? На стороне убийцы-аристократа Юсупова или мужика, пострадавшего от Юсупова?
Что, можете вместить, диаконе Шумский? Или просто пошумите?
О Грозном мне труднее говорить, тем более о Сталине... Ну и, конечно, о коммунистах, об их партийной морали. Нужно иметь большое внимательное сердце, чтоб сказать: святой Иоанне, моли Бога о нас, как он молился кровавыми слезами о своих врагах.