Но им так и не удалось ее приручить. И тогда они разместили ее в ящичках: "модернизм", "феминизм". Теперь Вирджиния Вулф — классик модернизма. Если вы не специалист, то можете и не знать, что за этим термином нет никакого содержания.
Она считала, что тщета и мертвость происходят от этой жуткой повествовательности — последовательного изложения событий от обеда до ужина. Произнося слова, люди не выражают ни мыслей, ни чувств: читатель не знает, прочел он их или не прочел, а писатель не помнит, написал он их или нет. Если бы он был свободным человеком, а не рабом, если бы он мог руководствоваться собственным чувством, а не условностями, то не было бы ни сюжета, ни комедии, ни трагедии, ни любовной интриги, ни традиционной развязки. В середине ее романа "Орландо", опубликованном в 1928 г., главный герой проснулся, взглянул на свое отражение в зеркале и обнаружил, что стал женщиной,— это было невозможно отрицать. И ничего. У критиков это стало поводом поговорить об андрогинном сознании, Вулф же просто пошутила, она презирала Фрейда. Сэр Исайя Берлин, также обиженный ее невниманием, говорит Анатолию Найману: она была страшная антисемитка. Надеясь, что Найман найдет способ распространить это далее — не ему же, сэру, — как можно! Тот и распространяет. У "феминизма" Вулф в России есть аналог: Платонов — писатель-железнодорожник.
В статье, считающейся программной, она пишет, что проблема у писателя одна — в мужестве. В качестве образца писателя, который имеет мужество сказать, что его интересует не это, а то, и только то может лечь в основу его произведения (и в результате акцент перемещается на то, чего прежде совсем не замечали), она приводит Чехова, разбирая его рассказ "Гусев" (именно Чехов и говорил: никаких сюжетов не нужно).
Она каждый раз изобретает всё новый способ остаться свободной, не выдумывая никаких смешных и трагических поворотов, у нее: "день за днем копились мелкие события, постепенно составляя год, и...настало воскресенье". Или: "Рэчел начала постукивать указательным пальцем по подлокотнику кресла, чтобы напомнить себе о собственном существовании. Затем ее охватила невыразимая странность того, что она сидит в кресле, утром, посреди мира".
Она знала, кто она. "Сапфо — лучшее из всего, что было написано",— говорит как бы между прочим один из героев "Мелимброзии". Это не случайная фраза, она относится к самой Вирджинии Вулф. И с какой легкостью это достигнуто! Стюарт Н.Кларк, автор послесловия (издательство выражает ему искреннюю благодарность), многажды перечитывая первый абзац "Мелимброзии", пишет: чем больше читаешь эти строки, тем непонятнее. "Что значит "необычность не проходит даром"? Чем это ей предстоит расплачиваться?" — Жизнью.
Читаешь: "Да, конечно, умен я исключительно. Я бесконечно умнее Хьюита. Возможно, я буду одним из тех, кто действительно определяет жизнь общества" (с.221), "Я всё вижу насквозь, всё без исключения. Для меня в жизни тайн больше нет" (с.232), "К чему я испытываю особое омерзение — так это к женской груди. Представь себя на месте Веннинга, которому надо ложиться в постель со Сьюзен!" (с.252),— и Д.Хармс и вся эта компания кажутся жалкими эпигонами. Вирджиния Вулф начала и этот ряд названий: "Мелимброзия", "Чевенгур", "Амаркорд"...
ДОКТРИНА АЛИ ШАРИАТИ И АМЕРИКАНСКАЯ ВОЕННАЯ УГРОЗА ИРАНУ
Анастасия Ежова
12 августа 2003 0
33(508)
Date: 13-08-2003
Author: Анастасия ЕЖОВА
ДОКТРИНА АЛИ ШАРИАТИ И АМЕРИКАНСКАЯ ВОЕННАЯ УГРОЗА ИРАНУ
Сегодня, в условиях военной оккупации Ирака, нарастает, становясь все более явственной и неумолимо надвигающейся, угроза американской агрессии в адрес соседнего Ирана — страны, где в 1979 году восторжествовал исламский религиозно-политический проект. В нынешней критической ситуации республике жизненно необходимы не только военные, технологические и людские ресурсы, но и адекватная идеология протеста, способная вдохновить иранский народ на достойное сопротивление вторжению вконец обнаглевших янки. Двадцать четыре года назад знаменем революции стал ислам. Однако чрезвычайно важно отметить, что в данном случае речь ни в коем случае не идёт о клерикальном исламе. Идеологией сопротивления должен стать ислам боевой, политический, ислам воинов и революционеров, чистый, подлинный ислам — тот самый, что воодушевляет палестинцев на борьбу с израильской оккупацией, в свое время вдохновивший иранский народ на свержение продажного проамериканского шахского режима. Именно такой ислам представлен в доктрине иранского философа и революционного теоретика Али Шариати.