А я даже пожалела новых русских, к которым не испытываю никаких тёплых чувств. Вот, говорят, они хозяева жизни и всё прочее. Да ничуть ни бывало! Они помыкаемы любой шваброй на длинном парном черенке! Кругом беда и опасность: налоговой бойся, рэкета бойся, народа бойся, секретарши — страшись!
Мой выход из лифта был встречен входящим в него не менее солидным, чем предыдущий, мужчиной песней "Комсомольцы-добровольцы". Приятно, чёрт возьми! Моё личное появление песней не встречалось ещё никогда. Других — встречали при мне с музыкой, что называется. Помню, была в гостях у приятельницы, когда на открытие торгового центра на Манежной прибыл тогдашний гарант. Всё кругом было перекрыто, никакого движения машин. А мы, высыпав на балкон, наблюдали торжественный момент. Торжественнее не бывает: выстроились в струнку издалека безошибочно визуально определяемые всё демократические деятели и вольнолюбцы, и как только из автомобиля появилась гарантийная нога, оркестр грянул "Боже, царя храни", а при появлении за ногой всего тулова стоявшие по струнке несгибаемые борцы за народное счастье закланялись наперегонки. Пели ли они при этом — не знаю, врать не буду, не было слышно. Но, думаю, всё было исполнено как полагается, по протоколу, поскольку шеф протокола, то ли просто однофамилец, то ли потомок вольнолюбивого кобзаря, сопровождал гаранта везде и всюду, чтобы, не дай Бог, где что не протоколу исполнили. Ну, это я отвлеклась от значка.
В данном учреждении мне нужно было обойти несколько кабинетов, и когда зашла в одну из приёмных, находящийся там генерал-лейтенант, с очень хмурым видом распекавший человека в штатском, стоявшим навытяжку, окликнул меня, собиравшуюся выйти, и ткнул пальцем в один из многочисленных значков, знаков и колодок на кителе. Это был комсомольский значок, впаянный в какой-то другой знак. "Вручили в юбилей комсомола, когда ещё майором был. Вышел по возрасту — снял. А когда некоторые стали партбилеты сжигать, я достал и надел. Значков ведь КПСС не было. А то бы я и его носил". И пожал мне руку.
Найдя в столовой свободное место, села и принялась за трапезу, как вдруг услышала: "Девочка, подарите значок". Предложение поступило от седовласого мужчины с депутатским значком. "Это — провокация, — серьёзно отвечаю ему. — Сегодня значок подари, завтра — комсомольский билет одолжи, а потом — Родину продай!" "Да я вам серьёзно", — говорит. "И я — более чем. С таких вот кажущихся мелочей предательство и начинается, торги Родиной".
Мужик ещё какое-то время продолжал клянчить, дав мне возможность с серьёзным видом бдительного гражданина поиздеваться предположениями, что не сжёг ли он партбилет, и не хочет ли, боясь неминуемой победы коммунистов, хотя бы наличием комсомольского значка загладить свою вину. Он уверил меня, что билет у него сохранен, вслух поразмышлял, нельзя ли во фракции КПРФ разжиться таким желанным для него знаком.
Вечером зашла в ателье, чтобы сфотографироваться на пропуск. Мастер, готовя аппарат для съемки, поглядывал на значок. Я ему и говорю: "На комсомольский билет снимаюсь. "Так на него фотография другого размера нужна", — серьезно отвечает. Сказала ему, что билеты сейчас другой формы, вот и фото другое. "А я уж из возраста этого вышел, а то бы тоже вступил", — мастер явно огорчен этим обстоятельством. Посоветовала ему вступить в партию. — "Да уж думал. Только где они сидят хоть? Как найти?" Пообещала узнать, и, придя за фотографиями, сообщить, что и сделала.
К концу дня зашла за подругой, ведущей кружок в ДК, ждала её в кафе. В полупустом зале сидели завсегдатаи: посетители фитнеса, бильярда, жители окрестных домов... Неожиданно они начали импровизированный концерт, в котором прозвучали песни советских композиторов: "Не расстанусь с комсомолом", "Главное, ребята, сердцем не стареть", "Дан приказ — ему на запад". Подозреваю, что концерт был дан в честь моего значка, который срабатывал, как индикатор. И выявляемые тенденции, скажу я вам... Правительству с удесятеренной силой надо лгать, подтасовывать, клеветать в преддверии очередных выборов.