ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ В тот зимний декабрьский вечер 2001 года я снова пил. Рабочий день окончился, как говаривала моя бабка, — день прошел и слава Богу. Это ежевечернее питие стало уже, пожалуй, последние два года традицией, лекарством от стрессов и тоски. Позади оставались восемь лет непрерывной борьбы за выживание в новоявленной стране чудес, когда рухнуло все, во что верил и на что надеялся. Все эти последние десять лет я, бывший офицер, кандидат теперь уже никому не нужных наук, то падал, то вставал, снова падал и снова вставал. Я, наверное, растерял все, что мог: умер ребенок, рухнула семья, ушли друзья. Да и друзья ли это были?
Слава Богу, покойный отец, проползавший полвойны взводным на брюхе, с детства учил меня науке выживания: мотать портянки и окапываться я уже умел в семь лет. Отец объяснил в свое время главное: не дергайся, сынок, выскочишь из окопа, — ты и труп. Вот и я, теряя все, падая и вставая, дрожа от ударов, сохранил, как мне тогда казалось, главное: свой маленький бизнес, начатый после октября 93-го без копейки денег. Я выжил, хотя прошел через все, что положено пройти мелкому предпринимателю: и наезды, и банкротство, и неверие друзей, и уход жены, посчитавшей меня неудачником-идеалистом. Даже название предприятия сохранил. Теперь я медленно поднимался, зализывая раны; меня даже стали вдруг уважать, хотя сам я, наверное, стал гораздо злее и критичнее к людям. Появились деньги, выкупленная, наконец, собственность дала уверенность.
Днем было хорошо. Непрерывные заказы, работа, неплохо оплачиваемая суета. Плохо было вечерами. Вставала перед глазами бесцельно прожитая жизнь, в борьбе непонятно за что и зачем. Нет семьи, нет детей, родственников повыбило — часть в Химках, часть в Ваганьково. Один. Только кошки, которых любил с детства.
А мне уже сорок один. Скоро и тапки белые обувать вроде как, особенно с учетом подсевшего здоровья. Вот и заливал эту тоску молдавским мягким коньячком. Да и штат себе в предприятие подбирал с этим прицелом, чтобы не одинаре, не в одну глотку. Так появился Леша Тверской, при Совдепии бармен из крупного тверского ресторана, а затем вертухай с Торжокской зоны; также нарисовался и Павел Эмильевич, сирота, бывший губернатор острова Борнео.
В тот вечер Паша Эмильич был в ударе, поэтому быстро сник и мы с Лешей остались живые вдвоем. Вдоволь насмеявшись над несомым Пашей бредом, решили, что праздника мало. Опять же женский вопрос покоя не давал.
ТЫ Податься было куда, Ленинградка в десяти минутах езды. Накинув теплые камуфляжные куртки, подаренные друзьями из местного омоновского полка, и взгромоздившись в русский джип, то бишь УАЗ системы "бобик", мы подались в город невест Химки. Сам процесс поездки за девчонками в таком виде уже вызывал у нас предвкушение веселья; как правило, девки при виде бобика и сидящих в нем граждан в сером камуфляже весело бегали, порой забираясь на близстоящие елки. Субботник с геморроем никому не светил.
Так было и на этот раз. При нашем появлении всех как ветром сдуло. А нам хотелось песен. Леша выпал из машины и начал бурно объяснять зазевавшейся мамке, что мы свои и только одеты вроде как по-вражьему. Для смеху. Мамка усомнилась, и из кустов выперлись конкретные рожи, для утрясения вопроса. В конце концов жажда денег взяла свое, и перед нами явился доморощенный химкинский подиум из 15-20 промерзших девчонок.
Ты стояла с краю, зябко кутаясь в воротник поношенной дубленки и ревела. Это было видно в свете галогеновых фар. То ли я запал на эти слезы, то ли ты была, как натянутая гитарная струна, что мне всегда нравилось, сейчас это уже не вспомнить. Помню лишь, что я перебил желающего песен Лешу и подозвал мамку к себе, вытащив обычные в таких случаях сто долларов. Мамка обрадовалась конкретизации вопроса и пошла к тебе. Но тут вмешался некто из охраны, заорав, что это наверняка едут менты на охоту, а девочка всего три дня здесь, да и после геморроя.
В общем ты нам обломилась, как мы не упрашивали. Делать было нечего. Леша стал опять требовать песен, и тогда мамка явила миру некую Людку, в красных революционных штанах, родом из замерзающего города Ленина, шестнадцати лет от роду. Людка сразу заявила, что песен есть у нее, тем более промерзла уже.
Взяли. Поехали. Дома ждал накрытый Лехой стол, сытный и горячий. Людка лопала, не забывая напоминать нам о необходимости презервативов и соблюдении очередности. Леша, оправдывая перевод своего имени с французского (кот), ворковал с ней, все поглядывая в дверь соседней комнаты, где уже была расстелена двуспальная постель. А я все думал о тебе, почему-то тянуло, может быть, из-за твоих слез, растапливающих падающий снег. А может, из-за твоих рук, нервно теребивших воротник?