Представителей просвещённого общества фигура Распутина раздражала неимоверно. Аристократический снобизм, гордыня не позволяли им понять: как простой грязный мужик мог завладеть вниманием и уважением царя?!
Да и потом, как часто нам, просвещённым людям, сложно признать, что в нашем ординарном мире есть неординарные люди, не подчиняющиеся нашим обычным теориям. У Достоевского очень хорошо описана реакция на таинственное, иное: если кто-то что-то делает за гранью твоего понимания, то у тебя возникает вопрос: а не убить ли его, закончив эту непонятную и опасную историю?!
Ненависть, как и любовь народа, росла и ширилась, и наконец, накануне Первой мировой войны, выплеснулась за пределы России. Определённые тайные круги в Европе активно преследовали идею разрушить Россию как таковую. Ими уже были подготовлены все разрушительные процессы. Запуску этого геополитического механизма-убийцы мешал единственный человек — Григорий Распутин.
Поначалу оппозиционеры, числящиеся в тайных обществах Европы, хотели просто использовать его в своих интересах, но им это не удалось. Во-первых, Распутин был врагом войны. Во-вторых, его влияние на императорскую семью было большим и разнообразным.
Прежде всего, оно было связано со здоровьем наследника. Он обладал необыкновенными способностями пророка и целителя и действовал на наследника, как панацея. Врачи упорно считали, что Распутин — шарлатан. Но каждый раз, когда их средства не действовали, они смирялись с успешным участием Распутина в лечении.
Травля началась с тотальной клеветы. На дискредитацию Распутина как друга царской семьи были брошены все силы. Кульминацией этой волны преследования стало убийство, произошедшее в ночь с 16-го на 17-е декабря 1916 года.
Как мне удалось выяснить, заговору убийц Распутина предшествовал другой заговор, в котором участвовал сам Распутин. Однажды в распутинском фонде, в ГАРФе, я встретил некий документ, в котором со слов некоего немца (он давал показания в советском посольстве) рассказывалось, что тот был участником закулисных мирных переговоров в 16-м году, когда группа немцев приехала в Санкт-Петербург (Петроград) и пыталась провести эти переговоры. Представителем царской семьи выступал Распутин. Разговор шёл о мире с Германией и, по сути, о дворцовом перевороте. Николай II соглашался, что такой мир нужен, но его удерживало слово, данное союзникам. Ни наследник, ни царица слова не давали. Поэтому предполагалось, что при отречении царя его супруга может стать регентшей при малолетнем царевиче, и тогда мир может быть беспрепятственно заключён. Гарантом этого мира выступал Распутин. Интересно, что к этому будущему мирному дворцовому перевороту имели отношение Пуришкевич и Юсупов, которые потом, как говорится в том документе, предали дело.
Конечно, ни Англию, ни Францию не устраивало такое развитие событий. Уход России с военного поля действий обрекал их на неминуемое поражение. Было ясно: главного посредника этих переговоров надо устранить немедленно…
Распутина убивали долго, он был очень живуч. В убийстве, помимо прочих, принимал участие и великий князь Дмитрий Павлович, который когда-то воспитывался в семье Николая II и в какой-то мере мог стать естественным вариантом для смены власти. Его использовали и как элемент безопасности для всех остальных участников заговора, так как члены царской семьи не подчинялись уголовному уложению, и решение по их судьбе выносил лично царь.
К сожалению, в вопросе выбора наказания для убийц Распутина царь снова показал себя слабым, не способным к смелым решениям правителем. Вместо уголовного преследования и тюрьмы, он отправил Феликса в Ракитное, в его имение, а Дмитрия Павловича — в Персию, в действующую армию, что в конечном итоге в революционные годы спасло тому жизнь.
Ситуация была на грани. Заговор был огромный. Если бы царь инспирировал действительно серьёзное расследование, то выявили бы целую армию заговорщиков. Армию!..
Пропустив ещё один очень важный удар, царь оказался в ситуации, когда под сомнение встал вопрос о правомерности существования царской власти в России. Керенский, выступая в Государственной думе, сказал, что сегодня мы бы должны были поступить с царём так же, как Брут поступил с Цезарем. Родзянко переспросил: "А как же Брут поступил с Цезарем?". Керенский ответил: "Он его убил". Как и следовало ожидать, реакции царя и на эту фразу снова не последовало.
Прошло всего лишь полтора месяца, и произошла Февральская революция. Власть превратилась в кусок мыла, скользкий и дешёвый. Николай Второй не проявил той воли, которую ему внушал своей жизнью и верой Распутин. Великая государственная идея Ивана Грозного о власти — либо она должна быть сакральной, либо её вообще не должно быть — была попрана. Вместе с убийством святого человека из народа и отречением царя из русской власти ушла сакральность.