Вариантов дальнейшего развития ситуации немного. Их всего два. Либо эстетская прослойка, "интеллектуально окормляющая" нонешний режим (и любящая обставлять свои жилища в стиле Вин-Чун), в соответствии с текущей ликвидностью следом за Б.Г. и А.Н.Яковлевым начнёт бубнить о буддистской, а затем и конфуцианской этике; либо к этим представителям "пограничной этники" автохтонные элементы сподобятся-таки применить меры святоотеческого вразумления. Во втором случае повышение зарплат учителям более реально. К тому же — открою страшный секрет: "Кармы — тоже не бывает!"
«ПИСАТЕЛЬ — ЭТО СОЛДАТ!» Известный русский прозаик отвечает на вопросы Владимира Бондаренко
«ПИСАТЕЛЬ — ЭТО СОЛДАТ!» Известный русский прозаик отвечает на вопросы Владимира Бондаренко
0
Михаил Попов:
«ПИСАТЕЛЬ — ЭТО СОЛДАТ!» Известный русский прозаик отвечает на вопросы Владимира Бондаренко
Владимир Бондаренко. Расскажи о себе. Откуда ты? Как стал писателем?
Михаил Попов. Родился я сорок семь лет тому назад в Харькове. Еще в младенческом возрасте переехал с матерью в Казахстан, а оттуда, в подростковом, в Белоруссию. В конце концов, поступил в Литинститут, то есть перебрался в Москву, где и живу до сих пор. Что-то такое, похожее на стихи, я начал сочинять еще будучи студентом сельхозтехникума в селе Жировицы в Гродненской области, а печататься — во время службы в ар-мии. После публикации моей поэмы о партизанах в газете "За Родину" Прибалтийского военного округа, меня повысили в звании от рядового до младшего сержанта. Но подозреваю, что "после" в данном случае не означает "вследствие".
В.Б. Нужен ли сегодня России писатель? Может ли Россия обойтись без своей литературы?
М.П. Нужен ли писатель России — не знаю. Хотелось бы думать, что да. Но точно знаю кому не нужен — государству. При этом затрудняюсь ска-зать, плохо это или хорошо. Писатель пожил в официальном браке с властью, теперь выживает на задворках государственного здания, но и на свободе. Потом, не надо забывать, что писатель и литература это не одно и то же. Бывают времена, когда писателю плохо, а литературе хорошо. Я, как профессиональный сочинитель, имею право досадовать на власть (в лице Швыдкого или кого-нибудь еще), но понимаю, что предъявлять претензии к стране, за то, что она тобой не увлеклась, глупо. Россия, обладая уже Пушкиным и Толстым, имеет право привередничать и сколь угодно долго прикидывать, кто бы еще ей мог понадобиться.
Так выглядит картина, если смотреть со стороны писателя. А что если попытаться посмотреть со стороны государства? Наполеон как-то сказал — тот, кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую. Перефразируя, можно сказать — государство не желающее поддерживать свою культуру, основу образа жизни, превратится в рынок продажи чужих образов, а значит, прекратит, по сути, свое существование. Границы культур и стран не совпадают. В мире живых культур происходят и экспансии, и оккупации. "Там и мертвецы стоят на смерть!" Недавно натолкнулся на высказывание писательницы Моррисон, сделанное на литературном конгрессе, где часто звучали с трибуны имена Шекспира, Гете, Толстого в качестве примера высочайшего взлета человеческого духа. Чернокожая лауреатка Нобелевской премии возмущенно заявила: почему мои дети и внуки должны читать книги этих белых и мертвых мужчин?! Но я ведь тоже имею право не хотеть, чтобы меня заставляли читать книги живых, черных баб.
В.Б. Нужен ли тебе читатель? Для чего и для кого ты пишешь?
М.П. Читатель, разумеется, нужен, даже тому, кто утверждает, что ему на него наплевать. Французский поэт Превер как-то сказал: когда мой сборник расходится тиражом больше пятисот экземпляров, я начинаю смотреть — что у меня не так. Галльское кокетство. Для чего я пишу? Я пишу для того, чтобы написать. Раз уж нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется, так не надо и дергаться. Мы всегда по ту сторону "вышивки", наше дело — правильно завязать все узелки на изнаночной стороне, "рисунка" нам не увидеть никогда. Если взять аналогию с войной, то писатель это солдат, а не генерал. С солдата не спросят — победила его армия или проиграла. Он отвечает только за то, как он лично бился. Ничто так не ме-шает стрелку, как генеральские мысли.
Для кого я пишу? Давным-давно, в девяностом году, у меня в журнале "Литучеба" вышла повесть тиражом в миллион экземпляров, и я получил довольно много читательских писем. К сожалению, написаны они были сплошь не вполне нормальными людьми. Не так давно мне и Александру Сегеню пришла телеграмма от одного сибирского губернатора. Он хвалил книгу о Тамерлане составленную из наших двух романов. И вот я думаю — может быть, я пишу для сумасшедших и для губернаторов?