С.Я. Ну а на кого ты в классике ориентировалась?
Е.Р. Прежде всего это художники Возрождения. Так это мне запало, что даже теперь, посмотрев очень много мировых музеев, я понимаю так, что всё равно — Боттичелли. Кустодиев, другие русские художники. Учиться можно у художников эпохи Возрождения — у каждого практически. Но ближе мне — Боттичелли, Учелло, Доменико Венициано.
С.Я. А из русских — кроме Кустодиева?
Е.Р. Александр Иванов, конечно. Есть ещё художник, я его очень люблю, но его, к сожалению, знают мало — Леонид Соломаткин.
С.Я. Знают мало, а художник — великий.
Е.Р. Я специально посчитала — у него чуть больше двадцати картин. Немного, но его творчество занимает особое место. Когда мне бывает особенно плохо, я приду в Третьяковскую галерею, посмотрю на его картину "Именины дьячка" — становится на душе лучше. Когда я вижу лицо маленького мальчика, который принёс дары; лицо этого дьячка…
С.Я. Или эквилибристку-циркачку…
Е.Р. Она называется "Канатоходка". Это вообще потрясающая вещь.
С.Я. Скажи, Лена, а как тебя потянуло к писателям, которых принято называть "деревенщиками"? Я не согласен с этим — "деревенщики", "почвенники". Таким образом "деревенщики" и "почвенники" — Толстой, Тургенев, Некрасов, потому что они всё писали в деревне и про деревню. Я когда ещё не был с тобой знаком, видел, что тебя тянет и к Шукшину, и к Распутину, и к Астафьеву, и к Белову. Как ты к этому пришла?
Е.Р. Во-первых, я читала их книги. Это люди, которые были мне больше всего интересны. Их мысли созвучны тому, о чём я и сама думала, моему восприятию русской природы. И потом, есть такое понятие — "знаковые" люди своего времени. Я вообще думаю, что хороший портрет — это то, что художник хочет оставить для будущих поколений. Тем же и Перов руководствовался, я не провожу лестных для себя параллелей, но в принципе: из череды современников выбираешь того, кого считаешь достойным.
С.Я. Я как раз в портретах этих людей и в твоих картинах, пейзажах — вижу созвучие между их творчеством и твоим. Наверное, ты увлекалась и стихами Рубцова.
Е.Р. Да, я люблю Рубцова.
С.Я. Понимаю, почему меня сразу так потянуло к твоему творчеству. А Кустодиев… Все твои автопортреты замешаны на творчестве Бориса Михайловича очень круто. Ты умеешь пользоваться наследием, но нет в тебе нахрапистости и желания поставить себя рядом с ними. Ведь колодец — он только тогда и полезен, когда человек, пьющий из него воду, благодарит его и понимает, что без этой воды жизнь его невозможна. И он никогда не скажет: "Ну, не будет этого колодца, и ладно! Я сам буду производить воду, и без колодца обойдусь". Это очень важно… Лена, я знаю, что ты трудоголик, работаешь очень много. Что бы тебе в годы, которые ещё отпущены нам, хотелось сделать больше всего в творчестве, в жизни своей — о чём ты больше всего мечтаешь, чтобы конец жизни был венцом?
Е.Р. Я считаю, что я только пятьдесят процентов работы сделала. Во мне половина ровно — я должна её отдать. Есть такое выражение: "Говорить о своих планах — повод повеселить Бога". Но на самом деле это не так. Мне осталось сделать больше, чем я сделала. В творчестве, во всяком случае. И в жизни тоже. Меня не страшат цифры! Господь Бог в каждого человека вкладывает идею, и когда человек соответствует этой идее, он меньше разрушается и больше успевает сделать, и меньше болеет. Так что я считаю — если соответствовать идее, вложенной в тебя господом Богом, то силы должно хватить на многое.
С.Я. Ты меня этим очень радуешь, как, впрочем, радуешь и своим творчеством, и своим присутствием, потому что вот сейчас мы с тобой беседуем в стенах уютного московского особняка, а за этими стенами — Содом и Гоморра! Приду домой, включу телевизор — посмотреть новости, а увидишь такое, что слова твои только поддерживают на фоне мрака — это своего рода солнечные зайчики. Мне повезло в жизни — около меня немало людей, которые, несмотря на всю эту суетность — я даже не сказал бы "страшность" нашего времени — выстояли. Многие из тех, с кем я раньше общался, стали либералами из либералов. Они видят, к чему всё пришло, и всё равно бешено продолжают тусоваться на банкетах, выставках, презентациях. Это чудовищно! Сейчас настало время спасать и спасаться. Как говорил Серафим Саровский: "Спасись сам, и вокруг тебя спасутся многие". Как же можно спасаться, если ты от одного стола перебегаешь к другому, от одной выставки — к другой. Раньше, в нашей молодости, я с радостью ходил на выставки, потому что они были значительные, одна больше нравилась, другая — меньше…