После этой провокации мы вынуждены были отказаться от услуг думских врачей, перед которыми было неудобно, будто они в чем-то виноваты перед нами. А следили за нашим здоровьем очень профессиональные медики с большим практическим опытом. Потом выяснилось, что к оплате расходов по нашей голодовке Дума никакого отношения не имеет. Об этом медиками было отправлено официальное письмо в Управление делами Думы. Содержание его стало известным, но само письмо "затерялось" на столе у думского чиновника: "Только что было здесь и пропало. Не знаю, куда я его сунул".
То же касалось и расходов на машину. Михаил Маркелов предложил Ковалеву оплатить его непредвиденные расходы из своей депутатской зарплаты, но Ковалев предпочел замять вопрос. Ни копейки ему это не стоило. И никому из голодающих он здесь не был нужен. Мы между собой шутили: "Сказал жене, что едет в Думу, а сам поехал развлекаться. Небось, еще денег с собой прихватил и на нас списал. Мол, пять шашлыков — выбросили в пропасть".
После этой провокации последовали другие: Под предлогом профилактики в Думе отключили интернет — на целую неделю. Думали, что наша трансляция голодовки на сайте "Родины" в режиме реального времени идет по думской выделенной линии. Ошиблись. Мы предвидели провокацию и поставили веб-камеру со связью через мобильный телефон.
Узнав о своей промашке, провокаторы так и не включили думский интернет, зато организовали атаку на наш сайт. За час было зафиксировано более 1,5 млн. фиктивных загрузок, и система вышла из строя. Война между антихакерами и хакерами велась весь срок голодовки. Кое-кто увидел в этом наш тайный замысел: мол, отключаемся, чтобы сожрать по батону колбасы на брата.
Интернет-технологии использовались также для распространения от нашего имени всякого рода спама. Помимо примитивных глупостей, доходило до игр со смертью: будто бы мы заявляем о своем несгибаемом стремлении умереть. Выставить нас идиотами — такова была "высокая" цель циничных пиарщиков.
"Дело врачей", инспирированное Ковалевым, продолжилось, когда встал вопрос о нашей госпитализации при выходе из голодовки. Один из ведущих диетологов страны, любезно проконсультировавший нас (и названный между нами "академиком"), попытался получить от министра здравоохранения и социального развития Михаила Зурабова официальное разрешение направить к нам своих специалистов. На это письмо Зурабов тут же откликнулся звонком по телефону. Сказал, что по его сведениям мы — вероятно, прячась под одеялом, — питаемся вполне нормально. Наш "академик" ответил, что его данные вернее — взгляд врача фиксирует опасное для здоровья состояние. Зурабов хмыкнул, обещал перезвонить и не перезвонил.
На фоне всего этого безобразия, на фоне всех гнусностей в прессе, диктовавшихся чуть ли не прямо из Кремля, совсем пустяковыми выглядели, например, распоряжение чиновников не пускать к нам уборщицу (пылесосить полы взялась жена нашего лидера Татьяна Рогозина) или гнусный пикет молодых подонков, предлагавших Рогозину "съесть котлетку" и "закончить клоунаду".
Пустячком выглядит и вторжение в кабинет к Михаилу Маркелову, предпринятое думскими "пинкертонами" в первую ночь голодовки, чтобы сорвать вывешенные из окна флаг "Родины" и плакат. Обижаться на нарушение неприкосновенности депутатского кабинета в ситуации полнейшего произвола, в условиях прямой атаки правительства на российскую государственность, в обстановке посягательств олигархов на саму жизнь народа, кажется невозможным.
БЛОКАДА Кремль в считанные часы после начала нашей голодовки дал всюду и везде команду "молчок!" Уже на второй день голодовки, в субботу 22 января, блокада была полной. Даже в регионах почти невозможно было найти газеты, чтобы приняли интервью по телефону. Система ВГТРК была жестко проинструктирована, чтобы даже законные депутатские выступления, если они затрагивают "монетизацию льгот", не проходили в эфир. Зато пресса всюду ерничала: "А вот пусть похудеют, от них не убудет!" И через пять дней голодовки всё то же: "Да посмотрите на их рожи!" Только к концу нашей акции это глумление несколько поубавилось. Таково качество нашей либеральной журналистики, таково разложение нравов в обществе.