Выбрать главу

Хотя на деле предмет его исследования в этой книге — вовсе не "русское царство", а "российская империя", возникшая после реформ Петра Великого. А еще точнее — последних лет этой империи, правления Николая II. Разницу между понятиями "царства" и "империи" автор, судя по всему, считает несущественной и не учитывает. Возможно, для целей, поставленных им в своей работе, это действительно так, однако дом, как известно еще из евангельской притчи, надо строить на камне, а не на песке (Мф 8:24). Во всяком случае, понятно, что на таких фундаментальных посылках истина, а не очередная "партийная правда" — пусть даже партийная по-монархически и по-церковному — могла взрасти только чудом. Чуда, однако, не произошло. Да и не иудеи мы, чтобы требовать чудес.

Речь у Олега Платонова идет о том, что "русское царство" при Николае II развивалось такими быстрыми темпами и достигло таких успехов, что это вызвало ненависть у всех окружающих Россию стран, а внутри самой империи — у антирусских националистических движений, в том числе и прежде всего — еврейских, и масонов, ставших передовым отрядом мировой русофобии, которая вылилась и в русско-японскую войну, и в Первую мировую, и, наконец, в революции 1917 года. Концепция, что и говорить, более чем известная, но подкрепленная в данной книге тщательно подобранным фактологическим материалом, критика которого вывела бы рецензию далеко за пределы газетной полосы. Впрочем, точка О. Платоновым ставится здесь на революции февральской. Пока.

"2 марта в 3 часа дня государь подписывает отречение от Престола в пользу брата, великого князя Михаила Александровича, а вечером записывает в своем дневнике: "Кругом измена и трусость, и обман".

Почему государь принял это роковое решение? Он, обманутый и преданный своим окружением, принял его в надежде (об этом он позднее рассказывал в Тобольской ссылке), что те, кто пожелал его удаления, окажутся способными привести войну к благополучному окончанию и спасти Россию. Он побоялся, чтобы его сопротивление не послужило поводом к гражданской войне в присутствии неприятеля, и не пожелал, чтобы кровь хотя бы одного русского была пролита за него".

Удивительная метаморфоза, оказывается, произошла с последним императором всероссийским. Ни гибель людей на Ходынке, ни "кровавое воскресенье", ни расстрелы "бунтовщиков" по городам и деревням, ни жертвы русско-японской войны, ни гекатомбы Первой мировой за все годы правления почему-то не вызывали в нем подобного чувства боязни — видимо, дело в том, что при этом кровь русских людей проливалась не за него лично, не за Николая Александровича Романова на троне самодержца всероссийского, а "за Веру, Царя и Отечество"...

В этой связи есть смысл привести цитату из работы другого современного автора: "Канонизация последнего из Романовых, признать которую нас понуждает только авторитет Архиерейского Собора, так и не разрешила недоумения православного общества: умер ли Николай II, как царь, — или же, как гражданин, в которого он обернулся, когда отказался от царствования; и если он отказался от царства, то что стало с его божественным помазанием: ведь помазание, как ритуал, символично и сверхъестественно, и от него так просто, как от видимого царства, не отречёшься... Почему в таком случае не канонизированы Павел I или Александр II — уж те-то и мужи были поцарственней, и православное страстотерпчество их было пострашней и мучительней, и смерть свою, кстати, они приняли от одних и тех же, исторических, хорошо нам известных, врагов. Отчего же здесь налицо такая иерархическая непоследовательность, совмещённая с демократической избирательностью? Оттого, что вызвана она политической игровой необходимостью,.. а вовсе не первостепенными каноническими причинами".

То, что в связи с явлением иконы Божьей Матери Державной 2 марта 1917 года Олег Платонов пишет: "Зная исключительную силу веры и молитвы царя-мученика Николая II и его особенное благоговейное почитание Божией Матери (вспомним собор Феодоровской иконы Божией Матери в Царском Селе), русские люди не сомневались в том, что это он умолил Царицу Небесную взять на себя верховную Царскую власть над народом, отвергшим своего Царя-Помазанника",— слова об "игровой необходимости" оказываются применимы ко всей книге "Покушение на русское царство". "Русские люди не сомневались", зато русский (а если не русский, то какой?— В.В. ) "народ своего Царя-Помазанника отверг" — и это всерьёз пишется в одной фразе, что называется, через запятую?..