С.Я. Моделью для венециановского памятника в Вышнем Волочке?
И.С., А.Ф. Да, да, она!
С.Я. Вот почему, когда я увидел эту фотографию, сказал: "Вы её сняли так, как Алексей Гаврилович Венецианов написал бы портрет".
И.С. Комов повторил наш сюжет. Вот так получилось… И кого бы это ни касалось — матушка Феодосья, которая расписала целый храм одна; священники ли, писатели ли, художники ли, крестьяне, дети, старики — нам всё мило, нам всё близко и нам всё интересно. Тут нет науки или особого подхода какого-то. Просто мы их любим и идём к ним навстречу. Вот как сейчас с вами разговариваем за чайным столом, так же точно мы общаемся с ними. Нас спрашивают: "А как вы их сажаете, освещаете?" Да просто общаемся, разговариваем, как люди с людьми, и всё идёт само собой. В общем-то, довольно всё просто. Конюхов, знаменитый мореплаватель, которому всё никак не воздадут должные почести, совершенно уникальное явление, уникальный русский характер; или старушка на фоне огромной иконы, если помните, там название "Баба Настя", она училась с Есениным в церковно-приходской школе, а за ней храмовая большая икона. Мы её спросили: "Откуда?" — "А это в 30-е годы, когда началось гонение на иконы, их отнимали, заставляли выбрасывать, спрятать даже не удавалось — положишь в подпол, они всё равно половицы поднимут, тогда могут выслать… И в это время мы шли с полевых работ с подругой, она вдруг наклонилась: "Ой, я иконку нашла!" А я говорю: "Ой, как мне завидно! Я тоже хочу!" А взгляд вперёд бросила — а там эта икона лежит. Я её обняла и домой понесла". Откуда же это вдруг на дороге иконы валяются? Оказывается, ехал воз, на который были свалены конфискованные иконы, и с него они сыпались — а возница-то не оглядывается, ему всё равно. Вот так эта икона к ней прижилась.
С.Я. Это удивительно, возили же иконы на возах… Никогда не забуду жуткую заметку в журнале "Безбожник" в годовщину Великой революции в 1927-м году, на центральной площади города Ногинска — название одно чего стоит — было при исполнении Интернационала сожжено 12 возов икон. И возвращаясь к теме вашего соотношения с верой, с религией: ваша выставка освящалась на открытии… Я побаиваюсь иногда таких ритуалов, потому что некоторые это делают так же, как раньше приглашали хор Пятницкого. Но у вас этот ритуал, как нигде, подходил к атмосфере залов, где висели ваши работы. Ирина Игоревна, вы вспомнили матушку Феодосью, я очень благодарен вам за то, что вы в своё время меня с ней познакомили. И когда я её увидел на вашей выставке вместе с отцом Сергием, расстроился, что они оттуда, из своего далёкого Верхнего Ломова, из Пензы только на один день приехали — я думал, что они подольше побудут. Отца Сергия я видел первый раз, меня поразило его чистейшее лицо. Матушка регулярно пишет нам с Марфой, моей дочерью, дивные письма, я их когда-нибудь, даст Бог, издам, потому что это и богословские, и человеческие трактаты. Когда она ко мне подошла, я понял, что над вами витает именно тот самый дух, который можно назвать возвышенным. И я думал — завтра мы с ними увидимся. А назавтра я уже получаю из Верхнего Ломова телеграмму, поздравляющую нас с Рождеством. Эта подвижница — у них нет и копейки денег-то лишних, но как они всё там приводят в порядок! Она присылает фотографии… Анатолию Васильевичу я хочу задать вопрос, связанный с другим объектом вашей съёмки, моим любимым городом, куда я сейчас каждое 9 мая, на праздники, езжу — это Суздаль. Я первые ваши фотографии увидел как раз в Суздале снятые, а именно тогда-то и моя жизнь начиналась — реставрационная, искусствоведческая, исследовательская — в Суздале. Вы так смогли увидеть этот город! Суздаль, как говорится, только мёртвый не снимал или очень ленивый. Но вы нашли в Суздале именно такие точки, что когда мы ходили по выставке со Львом Павловичем Шумовым, профессиональным водителем, то он мне сказал: "Савва, это же из наших окон гостиницы у них снято! Они что, с нами, что ли, были?" — "Нет, — говорю, — Лев Павлович, это снято за много лет до того, как мы с вами были". Я знаю, Толя, что ты очень любишь Суздаль, я тебе очень благодарен, что ты меня свёл с Юрой Беловым, с замечательным суздальским краеведом в лучшем смысле этого слова — человек знает про Суздаль и Ополье всё и даже чуть-чуть больше. А ещё вдобавок ко всему знает всю кинематографическую историю Суздаля. За это вам огромная благодарность. Я хочу, Толя, чтобы ты рассказал, как вы работали в Суздале.
А.Ф. Мы приехали, когда Суздаль не был таким туристским объектом, когда там было очень мало туристов, и слава Богу, потому что со временем Суздаль превратился в "фабрику грёз", потребительским стал город, к сожалению. Но тем не менее, в те времена, когда мы начинали работать, а мы сделали там не одно издание, в том числе один альбом по Суздалю, массу открыток, мы познакомились с замечательными людьми. Среди них и звонарь Юра Юрьев, и Юра Белов, который делает газету, Слава Басов, кузнец замечательный, гусляр Валерий Гаранин. Здесь мы обрели нашу крестницу Анечку. Мы как-то обросли этими хорошими людьми и они нас опекали, помогали нам, старались. Снимали мы и с вертолёта в городе. Это целый эпизод. Тогда была цензура, и в вертолёт посадили человека из органов с нами рядом, и он жарился там на баке. Какие секретные объекты в Суздале? Там ничего нет! И тем не менее, он был обязан с нами лететь. Он ничего не понимал, что мы снимаем, как, но летел. Мы действительно хорошо знаем город, а последняя съёмка была осенью этого года — с воздушного шара, мы впервые полетели на воздушном шаре. Ростов Великий мы тоже очень любим, и другие города древнерусские. Но что нас притягивало и что не давало возможности халтурить… Как обычно: приезжает фотограф, снял — и до свидания. Отдал, получил деньги — и трава не расти. А мы приезжали в каждый город по несколько раз в разные времена года, и почти всегда находили что-то новое, чего не знали, не видели — новый свет, снег, рассветы… Мы могли себе такую роскошь позволить. В общем, в каждом городе мы побывали по много раз. Но что печально в нашей жизни — так это книги, которые не вышли. Не по нашей вине. По разным причинам. Скажем, был у нас альбом о Соловках подготовлен: великолепный художник Николай Калинин, сделал интересный макет, найдя потрясающий ход. У него вся канва книги была связана с лошадью белой. Когда начали печатать эту книгу в типографии, нас вызвал главный художник и сказал: "Господа хорошие, а где у вас туристы, которые отдыхают, загорают, ходят в кафе, должны же там туристы отдыхать?" Мы сказали: "Нет, у нас книга не об этом, у нас туристов там не будет". Он сказал: "Ну, и книги не будет". И зарубил книгу.