Выбрать главу

Ближний Восток имеет достаточный экономический и людской потенциал для того, чтобы успешно провести политические и социально-экономические реформы и стать полюсом силы на карте международных отношений. Вопрос лишь в том, смогут ли страны региона договориться между собой и сплотить свои ряды, чтобы противостоять навязываемому США миропорядку.

Как верно заметил министр иностранных дел Катара Хамад бин Джасим аль-Тани, "лучше провести реформы самим, чем ждать, когда нас заставят это сделать извне".

АПОСТРОФ

АПОСТРОФ

Владимир Винников

0

Владимир Винников

АПОСТРОФ

Валентин РАСПУТИН. На родине. — М.: Алгоритм, 2005, 352 с., 3000 экз.

Сергей КАРА-МУРЗА. Неполадки в русском доме. — М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2004, 448 с., 3000 экз.

Одновременный выход в одном издательстве практически одинаково оформленных и весьма близких по внутреннему смыслу книг: художественной и философско-публицистической, — позволяет рассматривать их в качестве некоей дилогии. Совпадение тем более ценное, что оно, судя по всему, оказалось случайным, не намеренным. И эта случайность, эта ненамеренность подарили нам, по сути, уникальный культурный, говоря "по-современному", проект: когда "расплавленные" эстетические переживания писателя отливаются и закрепляются в жестких и бесспорных формах почти научного исследования, порождая тот самый синтез "ума холодных наблюдений и сердца горестных замет", который Александр Сергеевич Пушкин вполне обоснованно представлял как высшую форму человеческого познания.

Книга Валентина Распутина, как пишет в предисловии сам автор, — "своего рода "история болезни" моего родного края", Сибири, "в десяти неравных частях". На обложке — сельский пейзаж, под обложкой — десять изданных ранее рассказов и очерков, включая знаменитую перестроечную повесть "Пожар", которая "тоже может сойти за рассказ, поначалу я ее в рассказ и определял". Сегодня, когда былая злободневность произведений одного из лучших наших писателей перестала восприниматься как злободневность, "история болезни", писанная его рукой, может восприниматься уже "без гнева и пристрастия". Случилось то, что случилось, — важно понять, как это случилось и что может случиться дальше.

"Разрушенная земля перестает питать человека, не в силах дать ему в том числе и духовное питание; разрушенный человек перестает ощущать родительство земли и равнодушен к ней. И это не только на моей "малой родине" — это везде". "Архаровцы" из распутинского "Пожара", "у которых всё вверх ногами", по душевному складу своему — типичные "новые русские", хоть бомжи, хоть олигархи, разрушители и расхитители не ими созданного. "Поехали сезонники, шабашники, кто за лишним рублем, кто за лишним днем, который всё равно, как и где прожить, лишь бы быть ему прожиту… Смешно грешить только на приезжих. Нет, и свои, с кем бок о бок жито и работано под завязку, научились косо смотреть на всякого, кто по старинке качает права и твердит о совести".

Эта смена системы ценностей в нашем обществе совершенно очевидно была вызвана сменой способа его бытия, когда Советский Союз практически в одночасье из сельской страны стал страной городской: 50%-ный барьер урбанизации СССР преодолел в 1962 году, а Россия — лет на шесть раньше. Тут-то, с небольшим историческим промежутком, и пришел конец традиционной русской государственности, все предыдущие шесть веков основанной на сельской общине, пусть даже и трансформированной в колхозы. Впрочем, об это уже не раз было сказано…

Книга Сергея Кара-Мурзы тоже "составлена из статей последних лет, написанных для разных газет и журналов". На обложке — разрушенная пятиэтажка, кирпичная, еще из первых, "полусталинских" проектов, — тех самых, с помощью которых на скорую руку решалась проблема форсированной урбанизации по-советски. В соотнесении с оформлением распутинской книги эта обложка приобретает дополнительный символический смысл. Сергей Кара-Мурза сегодня —один из самых востребованных, и не только издательством "Алгоритм", авторов "патриотического" направления. О достоинствах и недостатках его работ — причем не внешних, а методических и концептуальных — тоже не раз говорилось.