Выбрать главу

А коли образования на русском языке нет, коли все государственные институции, равно как и бизнес, и образование, и значительная часть информационного поля, отданы лишь латышскому языку, то естественным становится и то, что русские изгнаны в те области, где востребован не квалифицированный труд, труд специалистов, а черная работа — в сферу услуг, в мелкий и микроскопический бизнес. По статистике, во времена СССР русские составляли около 80% людей, занятых в сфере производства, тогда как представители "титульной" нации на 80% были представлены в госаппарате, в управленческих структурах, в интеллектуальной сфере.

Зная, что промышленность Латвии уничтожена на корню, куда, вы думаете, могли пойти работать вчерашние инженеры или конструкторы, да и рабочие тоже? Да-да, именно туда они и пошли. Много их — более 270 000 — уехали в Россию, но еще больше пробавляется тяжелым или случайным трудом, случайными заработками. Счастьем считается работать продавцом в магазине. Карьера бухгалтера — о, это уже для тех, кто знает госязык, то есть не просто пишет бумажки-отчеты, но еще способен общаться с титульными — в фининспекции, например.

Госязык-то как таковой знают все — в большей или меньшей степени. Все сдали экзамены "на категорию", которая определяет уровень владения латышским; все пережили это, еще одно в череде многих, унижение. Без него не было бы вообще никакой работы.

Но латышский язык не любим. Родным он не стал и никогда не станет. На нем не читают книг; конечно, никто и никогда не смотрит латвийское телевидение; конечно, на нем не говорят в семьях, не думают на нем и не поют песен. Латышский язык остается языком угнетателей, языком этнократии, языком врага. "Враг" не остается в долгу, используя всяческие инструменты ассимиляции, наиболее действенным из которых, конечно, остается возможность получения работы.

В Евросоюзе как в Евросоюзе — лишение работы автоматически означает лишение всего, прежде всего, жилья. Никакой капитализм с жильем не шутит, а латвийский, нищенский, — тем более. Квартплата, включая отопление, стоит очень дорого, и те, у кого накапливаются долги по квартплате, выселяются без предоставления другого жилья. За годы независимости из своих, приватизированных, квартир, было выселено более 7000 семей. Они ушли, исчезли, растворились. Но об их судьбе прекрасно помнят все. Не дай Бог потерять работу, квартиру — это значит физическую смерть.

Латвийца просто поражают в самое сердце круглосуточно горящие лампочки в московских подъездах или отсутствие счетчиков на воду и газ. Сам факт того, что вода льется из крана просто так, "чтобы стекла" — может буквально травмировать психику. Автор этих строк безуспешно искал выключатель, чтобы выключить свет, ясным светлым днем горевший на лестничной клетке. Выключателя просто не было. Московские друзья хохотали над этими поисками…

Не будем утверждать, что экономическим преследованиям подвергаются только русские — законы капитализма равны для всех и для всех безжалостны. Но латыши находятся изначально в привилегированном положении. Они учатся на родном языке, на нем общаются; устраиваясь на работу, используют национальные и дружеские — не говоря о семейных — связи. Тут не до жиру, тут не до интернационализма, который так любят вспоминать сторонники "братского союза народов СССР". Конечно, никакому русскому невозможно попасть в эту замкнутую среду. Русский по определению — не свой, чужой, и конкуренция с его стороны исключена изначально, законами этнократического государства. Хотите иллюстраций? Посмотрите на национальный состав депутатов латвийского парламента, Саэймы — едва ли вы обнаружите там более десяти депутатов с русскими именами…

Так и живет русский мир в центре Европы, затерянный мир, полный отчаяния, полный неразрешимых проблем. Выход каждый ищет в одиночку. Прошло то время, когда за спиной каждого из нас стояло великое государство; теперь за спинами русских Латвии (русских из Латвии? русскоязычных латвийцев?) не стоит государство никакое. У русских ведь нет своего государства, нет их страны, Родины-матери.

Кто подумает об их будущем, о культурном уровне их детей, о том, что они лишены счастья и права мыслить на родном языке, постигать слово Божье на родном языке и познавать мир на родном языке? Кто подумает о русских детях, не живущих в России, но таких же родных для нее, как дети удмуртские или марийские — или, по крайней мере, долженствующих быть такими же родными, ибо у них тоже должна быть Родина — безусловная Родина — Россия.