Алексей Меняйлов — автор тоже утонченный и неординарный, последние годы своей жизни (не в смысле совсем последние, дай Бог ему здоровья) проводит в поездках по местам отдаленным и не столь, связанным с "инициацией Сталина".
"Резкое, однократное, внезапное — для внешнего наблюдателя — обретение опыта какого-либо из предков и называется инициацией…"
"Суть "технологии" обретения гениальности в культе предков очевидна... Устроены мы, люди, таким образом, что каждый из нас, каждый без исключения, является носителем родовой памяти. На генном уровне она записана, на молекулярном или еще на каком, не важно, главное, записана…
Homo sapiens от поколения к поколению деградирует. Мы уже не умеем видеть будущее, уже не умеем жить на морозе без одежды (как Порфирий Иванов)...
С подачи экскурсовода художник и бродяга Адольф подошёл к витрине с копьем… простой кусок железа, почти метровой длины… без древка… наконечник да гвоздь, которым он некогда крепился к древку… знал ли Гитлер, что копьё — классический предмет инициации в тупиковом варианте культа Солнца?..
Тут-то, собственно, и произошло с Гитлером нечто странное. Вошёл он под своды музея безвестным художником-копиистом, мелким по положению, но с грандиозными намерениями и мечтами. А вышел великим правителем, перед которым армии, по непонятным им самим причинам, не в состоянии удержать в руках оружие, сдавались… И не важно, что сдающиеся армии разных европейских государств превосходили немецкие армии числом и вооружениями… они сдались… Победа в военном противостоянии народов зависит не от размеров арсеналов — но от инициатической посвященности вождя…
И если бы на пути стаи Гитлера не встали русские, во главе которых стоял человек, прошедший посвящение в большом круге энергий, Волк, — то, очень может быть, Гитлер овладел бы всей планетой. Но, еще раз повторяю: тот взлёт, который случился с Гитлером, — это мелочи. Потому что "копьё могущества" вернуло иницианта всего-то на несколько десятков поколений — мелочная магия".
Подобных весьма значимых цитат в книге можно набрать многое множество. И тем опаснее, на мой взгляд, становится путь, по которому идет автор. Не только для него самого, но и для тех читателей, кого он, вполне по-протестантски, заинтересует собственной концепцией. Например, вряд ли кто установит с необходимой достоверностью, что общего между "копьем могущества Габсбургов" и "копьем Лонгина", понятно и реактивное "антихристианство" автора, и его каббалистическая по истокам своим комбинаторика порядка согласных в разных словах. Но как "удар" по спящему сознанию эта книга действительно необходима и может оказаться даже полезной.
Камиль СУЛТАНОВ. Поезд из пункта «А». — М.: Красные ворота, 2004, 256 с., 1000 экз.
Разговоры о жизни и о смысле жизни, как правило, несовместимы между собой — потому что в поисках смысла жизни люди неизбежно приходят к поиску смысла смерти: ведь если в ней никакого смысла нет, то, само собой не остается никакого смысла и в жизни человеческой, и в рождении. Как говорится, конец — делу венец.
Книга рассказов Камиля Султанова касается прежде всего этой фундаментальной дилеммы — она не о жизни как таковой, а о смысле жизни. "Сотни миллиардов людей так же заканчивали свой путь на земле — и ничего. Солнце светит, Земля крутится. И умершие не проявляют желания возвращаться… У многих народов есть свои "книги мертвых", где условный проводник ведет растерянную, еще ничего не понимающую душу усопшего сквозь тернии и подстерегающие опасности для того, в конце концов, чтобы перевоплощение произошло на качественно более высоком уровне. А если эта душа сопротивляется и говорит: "Не тащите меня, я хочу стать камнем", то так оно и случится. Поэтому материалисты и атеисты, по моему мнению, не имеют перспектив", — рассуждает в рассказе "Салон господина издателя" доктор Юльев, один из "признанных оракулов этого необычного клуба", споря с газетчиком Кулагиным, "представителем серости, которые почему-то называют себя интеллектуалами".
Персонажи других рассказов автора тоже могли бы почувствовать себя безусловно своими "в этом доме философов, эстетов и вольнодумцев", которым, собственно, и является рецензируемая книга, при всей внешней простоте повествования переполненная аллюзиями из мировой литературы и культуры.
Вольтер и Борхес, Карел Чапек и Марио Пьюзо, Льюис Кэрролл и Омар Хайям — кого только не встретишь (или чье только дыхание не почувствуешь) на страницах "Поезда…" Иное дело, что выстроенная в рассказах Камиля Султанова "система зеркал" оказывается, как правило, недостаточной для того, чтобы внутри этой "рефлексивной прозы" возник некий трехмерный, объемный, вызывающий внутреннее доверие читателей, образ — возможно, для этого требуется обращение к более крупным жанрам: повести или даже роману.