Точно так же шел от противного, работая над книгой о царевиче Алексее Петровиче, сыне Петра Первого, на котором, можно сказать, пресекся мужской род, русский род на царском престоле. Все не давала покоя мысль, почему в прекрасном фильме "Петр Первый", с которого я на всю жизнь Петра Первого полюбил, царевич Алексей предстал таким идиотом? Почему уже почти три сотни лет его представляют дураком? А может быть, все было не так? В ту пору у нас, сотрудников "Молодой гвардии", было право приобретать продукцию своего издательства. И вот, глядя на обложку только что вышедшей книжки Юрия Федорова "Да не прощен будет", с Петром Первым и поникшим царевичем Алексеем, я опять услышал внутренний голос: нет, наверняка все было не так.
Не зная совершенно дела, но желая понять происходившее, стал копать, копать, копать. И наступил удивительный момент. У меня были документы, что, предположим, 23 сентября тысяча семьсот такого-то года Петр Первый отправился туда-то. Что было дальше, неизвестно. Все, обрыв. А я книжник, можно сказать, свою библиотеку собрал ногами, хождением по книжным магазинам. Вышел из дому, думаю, сюда сегодня не пойду, сюда не пойду. Пойду-ка туда. Пришел в "Книжную находку". А там внизу был отдел, где лежали старые прологи, четьи-минеи, которые меня, в общем, никогда особо не интересовали.
Почему мой взгляд остановился на какой-то толстой книге, у которой на корешке даже названия не было, почему именно ее я выделил, попросил показать — не знаю. Оказалось, сочинение какого-то Чарыкова "Путешествие Павла Григорьевича Минези во Флоренцию". Кто такой Минези, кто такой Чарыков, я представления не имел. Но велико было мое удивление, когда, совершенно непроизвольно раскрыв книгу, вдруг увидел то самое продолжение, которого я не знал, которое искал. В том документе все обрывалось 23 сентября, а здесь читаю, что 24-го Петр Первый был занят тем-то и тем-то. Вот такие события наводят на мысль, что, может быть, твоей рукой подчас водит сила небесная.
Я признателен судьбе, которая свела меня и с Шишкиным, и с Павлом Михайловичем Третьяковым, и с замечательным, великолепным, глубочайшим русским художником Александром Андреевичем Ивановым. Браться за него боялся, мне казалось, что одолеть столь сложную фигуру невозможно. Но все-таки на четыре года я ушел в то время. Это были четыре года напряженного, причем каждодневного труда, даже если не писал, а просто изучал письма, воспоминания, документы. Меня очень интересовала расшифровка фигуры раба на картине, и в Третьяковской галерее в отделе рисунков я попросил папочку с рисунками, изображающими эту голову. Открыл альбом, и вдруг как будто ток проник сквозь меня. Я подумал: ведь вот смотри, есть ты, есть этот альбом с рисунками Александра Иванова. Впервые как-то физически почувствовал, что мы почти рядом.
Понять такого большого художника, как Александр Иванов, это понять, конечно, то время и те взаимоотношения, которые сложились между Россией и Европой. Ведь православная Россия оказывалась наедине с восставшей Европой. Язычество уже второй раз после Возрождения накатом нахлынуло на христианство. В странах Европы рушились все гражданские устои, основанные на христианских основах. Приехав в Италию, Александр Иванов, в первую очередь как художник, не мог не чувствовать той обстановки, в которой он оказался. Не мог не почувствовать разницы между оставленной им православной Россией и начинающей терять основы христианства Европой, в которой он оказался. И мысль его замкнулась на разрешении вопроса, а почему это происходит? Откуда первоистоки? Откуда такое отношение к христианству?
Именно этим можно объяснить обращение Иванова к временам, когда в мир явился Спаситель. Ведь в ту пору, как, впрочем, и сейчас, надо было четко отвечать на вопрос: ты веришь или нет? Умный человек, безусловно, понимал, что за признанием Иисуса Христа просто человеком стояла более глубокая, страшная идея внедрения в жизнь не христианских идеалов, а идеалов совершенно других — идеалов власти денег и т.д. Что мог сделать художник, владеющий кистью, красками? Обратившись к этой теме, к этому сюжету, он как бы говорил: "Люди, опомнитесь. Куда вы идете? К чему направлен ваш разум? Было явление мессии в мир, с него началась жизнь человечества". Недаром, перед тем как приступить к работе над "Явлением мессии", Иванов написал небольшую замечательную работу "Явление Христа Марии Магдалине", за которую получил, кстати, звание академика.