— А кто ему тут у вас памятник ставил? — спросил я.
— Как же, — подхватил Иван Григорьевич.— Живому герою. Просыпаются раз, а на самом обрыве стальной обелиск красуется. Вот все и повалили туда... а следом за этим и милиция нагрянула. Сорвали кое-как и к себе назад уехали. "Еще беляков тут не чествовали, нехай, мол, валяется!"
— И кто же это отважился? — снова не удержался я.
— Точно не скажу,— развел он рукамию. — Сперва никто не знал... поставили и укатили! А потом поговаривали, что будто бы из Нижнего Новгорода какой-то хлопец. Сам сварил и сам бетон привез... За ночь управился.
— А памятник-то уцелел?
— Да вроде у внука,— ответил с тем же спокойствием Иван Григорьевич.— Подобрал и увез к себе в Базки... он так и живет в дедовском курене!
И уже на другое утро я отправился с несколькими собратьями по общему делу в Базки. Выйдя из автобуса и разыскав среди добротных кирпичных домов совсем обветшалый, запущенный курень, мы вначале только остановились возле плетня и некоторое время стояли в какой-то растерянности. Потом раскрыли калитку с трудом пробрались сквозь высокий сплошной бурьян и репей к самому входу и, едва отворив слегка подпертые двери, сразу же обнаружили в небольшой дощатой пристройке перевёрнутый набок стальной обелиск.
А когда вновь вышли на улицу и оказались на противоположной стороне, я как-то невольно приотстал и остановился возле копавшейся тут же, в своем палисаднике, соседки.
— А чего это в Харлампиевом курене никого нет? — спросил я.
— Внука, что ль? — выпрямилась поспешно та. — Так он уж давно тут нечастый гость. На другом краю у сестры обитает, а хату даже вроде бы как продать надумал.
— Ну а о самом Харлампии-то что-нибудь помните?
— Так я что? — усмехнулась соседка. — Тогда еще совсем девчушкой была, но мама сказывала, как Михаил Александрович приходил к нему и подолгу сиживал. А то и во двор с шашкой выходили, наставят чурок, и Харлампий давай их рассекать. Все какой-то знаменитый баклановский удар показывал. С потягом.
— А ведь у нас и Аксинья рядом жила,— улыбаясь продолжала она. — Вот за этим заборчиком. И отсюда же ходила вниз к Дону за водой с коромыслом. А Харлампий водил туда же поить своего коня. Вот они тут и встречались прямо на бережку. И Михаил Александрович все это описал. Ольга Солдатова! Но ее все так и звали Аксиньей...
— И действительно схожесть была?
— Еще бы,— снова вся заискрилась соседка. — Эта такая же статная и добрая. И когда Харлампия увезли в Миллерово и расстреляли, она пошла за сто верст туда пешком. Там тогда округ был, упала на колени перед чекистами и стала просить, чтобы ей отдали его мертвое тело. Но ей не отдали, и она так ни с чем и вернулась домой.
— А муж-то у нее был? — вырвалось у меня как-то само собой.
— Был, — без особого сожаления обронила и соседка. — Осипом звали... уж больно шибко лошадей любил. И в колхозе за жеребцом ходил, и двое сынов у них было. Но по наружности уступал Харлампию. Этот — смуглявый, живой и с выправкой настоящей казачьей! А тот — как самый простой крестьянин, по книге Степан.
И чем дальше мы потом ехали и встречались с теми самыми местами, куда попадал когда-то Григорий Мелехов и где все отчетливее виделся сквозь все его душевные боли и метания весь тот трагический исход России, тем все больше и больше в нас тоже вызревала и какая-то благодарность к творцу "Тихого Дона". И не только за все его напоенные густым ароматом и перемешанные с глубочайшей неизбывной горечью страницы.
Вёшенская,
июнь 1990г.
На фото: прототип Григория Мелехова — казак хутора Базки, Георгиевский кавалер Харлампий Ермаков. Снимок был сделан незадолго до его казни.
ОН СРАЖАЛСЯ ЗА РОДИНУ!
ОН СРАЖАЛСЯ ЗА РОДИНУ!
Владимир Бондаренко
0
Владимир Бондаренко
ОН СРАЖАЛСЯ ЗА РОДИНУ!
ТИХО И НЕСПЕШНО НАДВИГАЛСЯ на нас юбилей самого великого писателя ХХ века — Михаила Александровича Шолохова. Конечно, в день юбилея покажут что-то по телевидению, может, даже наш президент слетает на пару часов в Вешенскую и скажет своё витиеватое короткое слово. Как положено, перегородят станицу Вешенскую тройным кольцом ОМОНа, и никакой народ, никаких казаков, никаких писателей, никаких почитателей его таланта не подпустят и за версту. И руководить этим официозным действом будут те самые чиновники и либералы, люто ненавидящие юбиляра, немало крови попившие из него при жизни. Ни памятника русскому национальному гению в центре Москвы, ни нового шолоховского сериала, ни мировых премьер не предвидится. Да и что может сказать о Михаиле Шолохове наш президент, если он давний и ревностный поклонник порнографии Виктора Ерофеева и разудалой русофобии Дмитрия Пригова, если возлюбленные им литературные чернушники,, привезенные Путиным за государственный счет в Париж, обласканные им при личной встрече, все, как один, воротят нос от Михаила Шолохова, хулят его уже не один год на всех углах и письменно и устно. Ей-Богу, нельзя любить одновременно ерофеевский "Век п-ды" и шолоховский "Тихий Дон".