Центром этой земли, этой иконы является Новоиерусалимский монастырь. Совершенно уникальное, мистическое творение патриарха Никона, Новый Иерусалим с момента своего создания начинает жить жизнью своего первообраза.
Когда патриарх Никон создавал пространственную модель Святой Земли вверх по течению Истры-Иордана, где должно располагаться Галилейское море, никакого крупного водоема не существовало. Однако в ХХ веке появилось Истринское водохранилище. Так, неведомым образом, руками богоборцев воссоздается в Подмосковье подобие Святой Земли. Значит, замысел патриарха Никона принят Богом. Это несомненно.
В этом году мы вспоминали победу в Великой Отечественной войне, а ведь именно город Истра стал первым городом, освобожденным в годы войны. Под стенами Нового Иерусалима вермахт потерпел свое первое поражение. Это знамение очень значительно, и оно еще до конца не осмыслено. Река Истра — Иордан стала оборонительным рубежом: на западном берегу стоял наступающий враг, а на восточном оборонялись войска нашей армии.
До революции Воскресенский Новоиерусалимский монастырь был третьим по значению паломническим центром — после Киева и Троице-Сергиевой Лавры. Мы верим, что в год 400-летия святейшего патриарха Никона приблизится возрождение Русской палестины. И эта святыня, забытая святыня, обретет свое законное, исконное место. Как то задумывал промыслительно святейший патриарх Никон. Когда-нибудь, что сбудутся пророческие слова патриарха Никона о том, что в последние времена верные не смогут поклоняться святым местам в Палестине, но на нашей земле они смогут поклониться образу места распятия и воскресения Господа нашего Иисуса Христа.
Подмосковная святыня скрупулезно воспроизводит святыню палестинскую.
Эту удивительную святыню патриарх нам оставил. Дела человека лучше всего свидетельствуют о нем. Новый Иерусалим говорит нам о патриархе Никоне как о художнике, как о человеке, как о духовном деятеле. Как сказано: "Приди и виждь!".
Владимир ЛИЧУТИН, писатель, автор романа "Раскол"
Когда я писал в романе о Никоне, я двойственно относился к этой личности. Меня слишком задевала мысль о разрушительных итогах деятельности этого человека. Патриарх Никон для меня был разрушителем. Но по истечении времени я понял, что это грандиознейшая фигура в русской истории. Что Никон занимает место в первой десятке выдающихся русских личностей. А в XVII веке это вообще первый человек. Это настолько фундаментальная, настолько историческая, настолько мощная фигура, что не нуждается в нашем опрощении, нашем помиловании, в нашем очищении его от шелухи и накипи. И наши суждения о патриархе Никоне могут быть лишь слабым отголоском тех бурь, которые происходили в его сердце. Сразу при начальных путях его монашества было замечено, что он сошел с пути святительства и пошел по пути водительства. А путь водительства он всегда чреват драмой. У водителя всегда бесы реют за плечами, каждая минута его похожа на вечность. Он много совершил дурного, но это происходило стихийно, даже помимо его воли. Из-за порывистой его натуры, внутреннего существа, из-за крупных, пространственных его желаний и влечений. Он был увлеченным, порывистым человеком. Это заметили монахи, даже в его первое монашество на Анзерском острове. Это было замечено всеми, что в нем слишком много чувствия. Это многочувствие, эти страсти, порой ослепляющие, не покинули его до последних дней. Вся жизнь его — это шествие по страстям. И все те невзгоды, которые были обрушены через Никона на русский народ, это отражение его внутренних страстей, внутренних борений. Эти смущения бесконечные нарушали ход монашеской мысли, монашеского жития. Он себя всячески истязал, носил вериги, строил башни; чего только он ни делал, чтобы изнурить свою плоть. Но плоть мужика крестьянина-пахаря давала себя знать до скончания дней. Его честолюбие, с которым он постоянно боролся, его будоражило. Отсюда его гневное отношение к людям, не соответствующее его сану (как-то, схватив тростку, своего духовного отца избил так, что сломал ему руку). Я не буду углубляться в то, что сделал Никон с Церковью. Он нарушил не только ход, заповедную жизнь Церкви. Он изменил саму Церковь. И дело не в переписке книг, в изменении обряда, формы. Он задел главную сущность христианина, то, на чем и стоит Церковь. Потому что прежде Церковь существовала для народа, а после Никона и Петра уже народ стал для Церкви. И это противоестественное состояние отливается нам до сих пор. И не случайно до Никона священника для Церкви поставлял народ. Тот давал клятву за подписью, рукописную клятву, что будет служить приходу, а если сделает худо, то изгонят его вон. И сама Церковь была не только местом духовной жизни, но и местом бытовой жизни, жизни конкретного прихода. Там и обедали на праздники, там собирали налоги. В церкви весь круг жизни совершался. От рождения до смерти. Никону, а затем Петру удалось превратить христиан не в паству, а в подъяремное стадо. Было стадо духовное, а стало подъяремное стадо. И когда Петр пошел на такое бесстыдство, приказывая срезать бороды, знак Христова обличья, то есть покусился и на Христа, в Церкви уже произошло изменение отношения к личности человеческой, то есть к самому человеку. Я долго не буду перечислять то, что сделал Никон, вы и сами знаете. Я еще раз повторяю: нам не надо его реабилитировать или его приукрашивать. Надевать на него багряницы, златом блистающие. Совершенно не нужно. Нам нужен именно живой Никон. И нам очень важно, что он покаялся, отверг все прежние заблуждения. Он шел в ссылку с желанием пострадать. И он страдал, сидя там почти 20 лет. Он хотел оставаться монахом, простым монахом, но не мог. Конечно, это был удивительно одаренный человек, что свидетельствует об одаренности самого народа. Он был как бы предтеча Ломоносова. Или старший брат Ломоносова. По всей своей стати и по богатству ума, по внешней стати по крупности фигуры и тела Ломоносов словно повторил Никона. Патриарх Никон из тех, кто соединил в себе стихию плоти с музыкой духа. И удивительное осуществилось. Так Новый Иерусалим все называли чудом света. Что свидетельствует именно о гениальности патриарха, его немеркнущем сиянии, немеркнущей славе. И через эту драму личностную, историческую, духовную мы должны воспринимать его как мужика, государя и патриарха. Воспринимать во всей его силе и сложности.