На окне нашего номера за семьдесят рублей с человека в сутки (два с чем-то доллара) серьезные, стальные решётки. Холодно и сыро. Две кровати с сырым бельём по противоположным стенам и стол с одним стулом. Вот и все. Туалет и умывальник общие, в конце коридора. Есть номера и подешевле, на 16 человек за 45 рублей в день. Деньги, по современным меркам, немалые. Но это самое дешёвое жилье на острове. Общежитие принадлежит музею. Его же и лодочная станция, где за 20 рублей можно час плыть по каналам водной системы, созданной монахами. Все вырученные деньги идут на реставрацию и на улучшение хранения экспроприированных у монастыря икон, кадил, облачений и оконных наличников с резьбой. В полуразрушенных церквах голые стены. Вот уж потешились, вот поизгалялись тут безбожники. Не оставили ничего. Теперь всё в монастырской ограде принадлежит государству. За фотосъёмку рукотворных руин надо заплатить музею 800 рублей в день (28 долларов).
Удивительный парадокс в сегодняшнем сосуществовании монастыря и музея. Музей хранит монастырские архивы и облачения. Изучает. Публикует научные статьи с иллюстрациями. И ничья совесть не вздрогнет, и никто не подивится такому диву, и никто не закричит криком среди монастырского двора. Будто прошедшие годы обелили разбойников, оправдав грабеж. Не желают они вернуть уворованное, будто бы и не соучастники бандитов те, кто его хранит и кормится за его счёт. Так — "добрые и рачительные люди". Сгублены хозяева, и можно вскрывать гробницы и торговать билетами в Соловецкий Кремль, держать в плену святыни. Всё же это теперь ничьё.
"Не мы виноваты, а система. А нам надо жить и кормить детей". Это и есть "система" мышления, цепко за что-то внутри человека держащаяся. Никто ничему не научился. Никто ни о чём не пожалел. Немного раскаявшихся. А рядом ходят монахи, для мирских — ангелы. Всё сообщено. Все извещены.
Возрождающемуся монастырю принадлежит одна церковь да несколько зданий в Кремле. Наверное, принадлежит ему ещё и вид на сам монастырь со Святого озера? Ещё принадлежит ему историческая память о столетиях духовных подвигов. Ну не может же она принадлежать музею. Там нет наследников той истории, а лишь наследники "новейшей истории", внуки комиссаров в "пыльных шлемах". Вообще, вопросы наследия сложны и невероятно запутаны. Кто кому наследник, а кто кому палач и вор? Кто и что с кого должен спросить? Неужели Илья Эренбург с отца Павла Флоренского?
Словно атланты, словно неземной силы и ангельского духа старшие братья наши оставили циклопические эти строения; эти стены из огромных валунов; эти башни, арки во дворах, воздушные переходы, полукруглые склады и электростанцию; крепкие механизмы и приспособления забытого назначения; этот док с гранитными обелисками и другие непонятные в порушенном виде чудеса.
Теперь в посёлке Соловки живут какие-то другие, неизвестные люди, которые не только использовать построенное веками, но и сохранить-то ничего не могут. Да что там чужое хранить, своё всё у них порушено. Лишь дюралевые моторки блестят ухоженными боками в старом доке с мощными деревянными воротами, приспособленном под лодочное стойбище. Греки после Эллады, итальянцы после римлян, население после Третьего Рима. Наследнички. Откуда взялись? Каким образом наплодил новых существ, которым ничего не дорого на этой земле и сами себе они не особо нужны — побыстрее стараются растворить мозги в водке.
Среди загаженных, гнилых сараюшек, среди ржавых механизмов и железок опасного вида бегают дети, предлагая самодельные, топорной работы ложки, карты острова и открытки с видами монастыря. Они неплохо, для острова, зарабатывают. Порой просто попрошайничают, рассказывая об умерших отцах и сильно пьющих матерях. Хотя рассказы их так похожи на правду, но как-то не по-детски нагло звучат их голоса.
Сегодня здесь развивается синдром "курорта", туристского центра, и внимание населения полностью сосредоточено на туристах и паломниках. Кончится сезон, и будет долгая зима без работы, смысла и перспективы. Да и нетрудно выманивать деньги у приезжих, плачущих у расстрельных могил, молящихся у свежих памятных крестов. Местные знают, что люди со слезами на глазах обязательно дадут денег.
МОРАЛЬНАЯ НЕВМЕНЯЕМОСТЬ — ПРИМЕТА НАШИХ СТРАШНЫХ, предапокалиптических времён. И ещё беспамятность. Точно не было здесь монастыря с XV века, не было ни крови, ни безвинных страданий. Что же за народ остался? Невменяемая страна. Хотя на Пасху, когда монахи кормят всех праздничным обедом, сходится почти весь посёлок. Лишь пятьдесят из них — прихожане монастырской церкви.