Для русских открыты православные храмы: один в Каспийске, два в Махачкале; всего в Дагестане их тринадцать. Махачкалинской церкви Казанской Божьей Матери в этом году — 100 лет. Мэр помогает, выделил храму средства на капитальный ремонт. Отношение к церкви мусульман почтительное, многие тайно приходят за святой водой, кто-то крестится. Но все равно прихожан с каждым годом всё меньше. По воскресеньям хорошо, если собирается человек 150. Весной на большие праздники было максимум человек пятьсот. Батюшки говорят: русские уезжают. Не из-за преследований, а из-за невыносимых экономических условий жизни.
На пляже русские сбиваются в маленькие стайки. Это в основном уже пожилые люди — их одрябшие мускулы были когда-то очень сильны. Они пристально смотрят далеко в море, где одна за одной растворяются на горизонте отходящие от Махачкалы баржи. Иногда старики плавают; если заплыть далеко и увидеть рядом других пловцов — скорее всего, это русские: их не занимает мельтешение на мелкоте. Не трогает их и греко-римская борьба в людском кругу на песке, которая столь любима местными — из развлечений на песке русские предпочитают круговой волейбол. Русский подолгу вглядывается в горизонт или в игру бело-сине- красного флага над зданием порта — здесь российский триколор рождает совсем другие чувства, чем в Москве или Твери, он словно разговаривает с тобой: "Смотри, куда мы дошли!". Потом русский отрывает взгляд от своего видения и говорит тебе мечтательно, словно какой-нибудь толкиеновский эльф: "Пора домой". И становится совсем грустно.
МЫСЛИ РОТШИЛЬДА
МЫСЛИ РОТШИЛЬДА
Михаил Хазин
Михаил Хазин
МЫСЛИ РОТШИЛЬДА
Попытка реконструкции
Мои предки создали уникальную систему, которая позволила им за какие-то 100-150 лет взять под практически полный контроль все мировые финансы, да и вообще, получить практически неограниченную власть над миром. Суть ее состояла в реализации идей алхимиков, которые хотели получать "в пробирке" тогдашнюю единую меру стоимости — золото. Ошибка средневековых идеалистов состояла в том, что они взялись за проблему не с той стороны: не золото надо было получать, а единую меру стоимости менять, одновременно разрабатывая механизм контроля над "пробиркой".
Мои предки в качестве единой меры стоимости выбрали валюту самого сильного в мире государства, ну а пробиркой стал частный центральный банк — с его самой важной функцией, эмиссией этой самой валюты.
Вначале это был Банк Англии и британский фунт, затем, с начала ХХ века, — американский доллар. Нам удалось, пользуясь острой необходимостью правительства финансировать военные расходы, сформировать в Соединенных Штатах слой олигархов, всех этих Морганов, Дюпонов, Рокфеллеров и Меллонов, "королей" стали и нефти. А уж затем, используя их в качестве "пятой колонны", создать наш собственный частный эмиссионный центр — Федеральную резервную систему США.
После этого вопрос о контроле над американской элитой стал вопросом времени и техники (хотя пару-тройку не совсем удачных для нас президентов всё-таки пришлось устранить). После того, как мы получили в руки эмиссию главной в мире валюты, только от нас стало зависеть, кто сможет стать по-настоящему богатым человеком. От наших финансовых атак защититься не может ни один коммерсант — его ресурсы, как бы они ни были велики, по определению ограничены. Наши — нет!
Главной проблемой тогда стали для нас наследственные империи Европы: все эти России, Германии и Австро-Венгрии. Пришлось организовать Первую мировую войну, которая должна была разрушить контроль этих государств над экономикой, обеспечивающий их закрытый, не поддающийся нашему влиянию характер. Задача была решена, но не полностью — Российская империя сохранилась, причем в еще более опасной для нас форме, поскольку ликвидировала ссудный процент — основу нашей мощи над миром и ликвидировала частную собственность. Одновременно, пользуясь своей закрытостью, экономика новой российской советской империи совершила невероятный рывок, который поставил под угрозу даже центр нашей мощи — США.