"Я так хотел этого в юности, что это стало реальностью", — слова Владислава Владиславовича Микоши проливают некий внезапный и сильный свет на феномен "сталинского" Советского Союза как эпохи между "пробуждением" и "прозрением" целого поколения русских романтиков, "пассионариев", чья энергия и страсть долгие годы направлялась железной рукой "вождя народов" и вознесла нашу страну на вершины мировой истории.
Владислав Микоша известен прежде всего как кинооператор-документалист, однако его роль в культуре была неизмеримо шире: "Странички дневника становились публикациями (начиная с экспедиции по спасению челюскинцев), а затем и книгами, фотографии — открытками (выходили целые серии открыток по фотографиям Микоши), марками (первая серия советских цветных марок — "Всесоюзная сельскохозяйственная выставка в Москве, 1939-1940 годы, 16 марок за № 751-767 по каталогу почтовых марок СССР, за № 783-799 — по "Иверу"), выставками; кинокадры — хроникой и документальными фильмами". Такая вот разносторонняя, многогранная и вне всякого сомнения крупная личность. Но других тогда и "не держали".
"Во мне словно бы всю жизнь срабатывал генетический код, унаследованный от отца: будто я жил на берегу, но устремлен был в неведомую даль морей и океанов, в стихию опасностей и испытаний... И даже войну я воспринял скорее как страшную природную стихию, обрушившуюся на нашу землю...
Наверное,.. я был в плену этого восприятия мира — и этот плен и вел, и охранял, и охранил от жуткого трагизма реальности".
В книге "Я останавливаю время" ("не потому, что оно было прекрасно", — приводит слова автора в своем предисловии Джемма Фирсова) этот удивительный сплав "двойного бытия" советской культуры показан "на излом" столь же остро и выпукло, как в романе"Вдоль горячего асфальта" (1972, кажется, года издания) известного советского поэта Николая Ушакова.
И Сталин — один из главных ее героев. Описание первой встречи, 1931 год. "Если бы меня тогда спросили: "Можешь отдать за него свою жизнь?" — я не задумываясь ответил бы: "Да!"
Во время обороны Севастополя, на юбилее "отсидевшего" поэта Сергея Алымова: "Несколько раз врывались тревога и отбой. падали близкие и далекие бомбы, дрожали стены и гас свет. На смену ему загорался синим огнем мандариновый спирт. При загадочном сиянии послышались тяжелые аккорды. Борис Мокроусов заиграл четырнадцатую сонату — "Лунную". Все замолчали. Перемежались отдельные вздохи падающих бомб и трагические аккорды Бетховена. Каждый из нас вернулся в свой мир, далекий от войны, от Севастополя. Неожиданно зажегся свет. На стене как-то четко высветился в массивной раме портрет Сталина. Его взгляд, устремленный на нас, мне показался каким-то странным — живым. Таким я видел его на киносъемке в Москве... Вдруг стремительно вскочил из-за стола Сергей Алымов. Зазвенели и посыпались на пол бутылки шампанского, стаканы. Он выхватил из кобуры наган и не целясь, один за другим, всадил все семь зарядов в портрет Сталина. От него на стене, кроме рамы, ничего не осталось".
Во время налета на Архангельск. "Мое внимание привлек дом профсоюза моряков. На нем во весь фасад висел огромный портрет Сталина. Из окружавших окон языки пламени со всех сторон набросились на его лицо. Оно, как живое, к моему ужасу, от страшной боли, в судорогах стало, наморщив лоб и брови, коробиться, а рот из-под охваченных пламенем усов взывал о помощи. Я стоял, как завороженный, с камерой в руках, не имея сил оторвать взгляда от происходящего. Неужели с ним может произойти... Нет... Нет! Даже думать не надо..."
В Лондоне, на премьере фильма "Диктатор". "Я видел во весь экран Чаплина в роли Гитлера, и чем чаще, больше и крупнее появлялся он на экране, тем сильнее становилось его, даже не сходство, — что-то общее и страшно близкое с нашим "отцом родным"... Гитлер — и вдруг... Что могло быть общего между ним и Сталиным?.. Это было самое страшное из лондонских впечатлений: неизъяснимое и несомненное сходство, которое я увидел вдруг ясно и непреложно".
На корабле "Пасифик гроуд", после известия о победе под Сталинградом. "Нас высоко подбрасывали. Мы кувыркались в воздухе, мелькали мачты, трубы, корабли...
— Сталин! Сталин! Сталинград!
А у меня перед глазами вдруг возник маленький человечек с усами.
— "Диктатор"... — я понял, что теперь этот образ будет неотделим для меня от его имени..."
На съемках фильма "Озеро Рица". "Машинный текст во всю страницу и на полстраницы на обороте. Внизу под словами "озеро Рица, июнь 1952 года" стояла скромная подпись фиолетовыми чернилами — "И.Сталин". Это была живая подпись, не факсимиле... Борис, не торопясь, прочел весь текст. Он был точен, лаконичен. Автор знал и даже видел то, о чем писал. За каждой фразой был ясный образ, и его можно было представить на экране".