Выбрать главу

Слишком много было в этом году солнца в деревне. Река не успевала за ночь остынуть. В девять часов мужик уже сено ворошит. А дачник на бережку почесывается. И вот слышу однажды сынишка шепчет: " Папа, смотри, все работают, одни мы ничего не делаем". Объясняю, мол, так уж устроено, мы летом с тобой отдыхаем, а мужик придет пора зимой на печке загорать в то время как ты в двух школах будешь учиться, а я на двух работах пропадать.

Говорю, а сам думаю, откуда в этом московском мальчике 1992 года рождения чувство народнической жалости к мужичку и чувство собственной ущербности. Наверно, оттого, что он в свои двенадцать лет не горбатился на сенокосах, как я, не отдал долг земле. Что-то возвышенное видит в крестьянине игроман-компьютерщик, превозносит его в своем представлении. Почему в городе не задается вопросом о тяжелой доле водителя метро, сантехника, дворника, а на пленере вдруг толкнулось что-то в его душе, и он стыдится беззаботно плескаться в воде в то время как мужики с бабами сено ворошат. А ведь никакой пропаганды о передовом классе он уже не слыхал. Мечтает ездить на дорогих машинах, модно одеваться, путешествовать по миру, зарабатывать много денег. А мужичка на пожне увидел, и вот те раз: всемирную отзывчивость обрел. И грустно мне, что и этот душу свою нагружает безответными вопросами, и понятно: кому же, как не русскому мальчику, открыться для этих вопросов.

Что-то произошло с ним этим летом. Не расставался с фотоаппаратом. Пять пленок отщелкал. И все пейзажи, закаты, цветы, облака. Ну, конечно, еще кузина Алена в стиле папарацци, из-за угла, преодолев робость первого чувства. Девушка все лето на пианино занималась. Готовилась к поступлению в Гнесинку. Ей был отведен мезонин. Остальной дом в двести квадратных метров, включая поветь и сени, тоже был плотно заселен молодежью. Внуки, племянницы, сводные сестры, двоюродные браться, сыновья, невестки. Милые дачники.

Гуляли они по лугам разряженные, звонкоголосые, похожие на фламинго или попугаев. Раскачивались в гамаках. Играли в прятки, скрипели качелями, врубали на полную магнитофон, купались. Забывали малыша в огороде. И он, голенький трехлеток, на надувном матраце в тени черемухи засыпал первобытно.

Я кинулся было оводов и слепней от него отгонять, а гляжу — ни одной гнуси рядом с ним не вьется, в то время как в трех метрах от него меня жалят напропалую. Вижу, будто ребенок сияние источает, купол над ним, неприступный для нечистого.

На родной земле он, как на небесах.

Поделиться:

Loading...

![CDATA[ (function(d,s){ var o=d.createElement(s); o.async=true; o.type="text/javascript"; o.charset="utf-8"; if (location.protocol == "https:") { o.src="https://js-goods.redtram.com/ticker_15549.js"; } else { o.src="http://js.grt02.com/ticker_15549.js"; } var x=d.getElementsByTagName(s)[0]; x.parentNode.insertBefore(o,x); })(document,"script"); ]]

НА СВЯЗИ МИНСК

НА СВЯЗИ МИНСК

Евгений Ростиков

Евгений Ростиков

НА СВЯЗИ МИНСК

Несомненно, Сталин — великий человек, но только и он, к сожалению, совершал ошибки. И пусть на меня не обижается толстомордый покойник Хрущев и прочие "мемориаловцы", которые погрели руки на развале великой страны, но явным просчётом Иосифа Виссарионовича я считаю то, что в 1944 году, сразу после освобождения от немецких захватчиков славного белорусского города Пропойска, он велел назвать его расхожим именем Славгород.

Увы, не избежал на этом поприще ошибок и первый президент Беларуси Александр Лукашенко. До переименования городов у нас, слава Богу, дело еще не дошло. Но когда, казалось, уже окончательно канула в небытие популярная на постсоветском пространстве, в том числе, конечно же, и в Беларуси, национальная игра в переименование всего и вся (кстати, сам Лукашенко и положил конец этой топонимической вакханалии), неожиданно 7 мая 2005 года появляется его указ об изменении названий ряда улиц города Минска.

И все бы это, может, прошло без проблем, но в число переименованных попали и два самых главных проспекта белорусской столицы — проспект Скорины и проспект Машерова. Первый после этого указа стал высокопарно величаться проспектом Независимости, второй — проспектом Победителей. Доктор Георгий-Франциск Скорина — гуманист и просветитель XVI века, издатель "белорусской" Библии — был тем непререкаемым авторитетом, что когда в начале 90-х решено было переименовать проспект Ленина, имя Скорины все приняли безоговорочно. До революции эта главная улица Минска называлась Николаевской, потом — проспектом Сталина, Ленина, Скорины… Казалось, можно вздохнуть с облегчением: найдено оптимальное, всех устраивающее название. И вдруг этот президентский указ. Тем более в Минске уже есть площадь Независимости. Но и это еще можно было если не понять, то хотя бы "популярно объяснить". Что Лукашенко не преминул и сделать на одном из российских телеканалов, сказав приблизительно следующее: "нашим националистам никогда не угодишь, то они день и ночь вопят о "незалежности", а когда им предлагаешь целый проспект с таким названием, они снова в крик". Президент, конечно, лукавил, никогда он на поводу ни у каких националистов не шел.