Они поднялись на второй этаж. Под одобрительными взорами знаменитых ученых затащили на подоконник край двери, где торчали ноги в заостренных туфлях и сиреневых нелепых носках. Конвоир отвлекся, — прислонил к стене автомат, что-то доставал из кармана единственной рукой. Дверь наклонилась, сбрасывая вниз рыхлое тело. И следом на подоконник вскочил осетин, мелькнули обтянутые белыми штанами ягодицы, и он провалился вниз. Было слышно, как что-то хлюпнуло. Не подходя близко, Стрижайло видел, как бегущий появился на пустом дворе, пересекал его прытким бегом. Однорукий схватил автомат, оттолкнул Стрижайло, стал бить с руки вслед беглецу, подымая вокруг солнечные фонтанчики пыли. Промахивался. Белый костюм мелькнул на зеленой насыпи и исчез. Несколько выстрелов прозвучало издалека, пули проверещали высоко над крышей.
-— Бежать хотел, крыса! — охранник приставил горячий ствол автомата к горлу Стрижайло. Рваные губы его тряслись, шрам наполнился свекольно-фиолетовым цветом. — С пулей в башке побежишь!
— Оставь его, — раздался голос в дверях. Там стоял "Снайпер", в перчатках, спокойный, ироничный. — Один сбежал, хорошо. Пусть федералам расскажет, сколько у нас их баб и щенков. А то уже врать начинают. Говорят по телевизору — сто тридцать шесть заложников. А тысячу не хотите, собаки?
"Однорукий" убрал автомат. Матерясь, отвел Стрижайло в зал, пихнул в скопление заложников.
Он снова сидел в толпе, среди непрерывного шевеления, плачей и возгласов, окруженный множеством голов, на которые лилось одуряющее, жгучее солнце. Было ощущение, что он оказался среди библейского племени, которое изгнали с насиженных мест, ввергнули в пустыню, где оно изнемогает от жажды и пекла. Опустилось, обессиленное, на бархан, в ожидании мучительной смерти. Еще возникало ощущение перрона, во время войны и нашествия, где множество беженцев, обездоленных детей и женщин, ждут эшелон, не веря, что он придет, обреченно всматриваясь в накаленную до блеска колею.
Боевики менялись у амбразур, поправляли непрочные баррикады. Менялся и тот, кто контролировал все, соединенные проводами заряды, держал стопу на педали взрывателя. Лысого, с бугристой головой и толстым затылком, сменил щуплый, почти юнец, с бегающим взглядом и рыжеватыми усиками.
Заложники страдали от жажды, от невозможности пойти в туалет. Женщины упрашивали конвоиров позволить им встать и выйти, показывали на плачущих детей. Их грубо обрывали, грозили автоматом, некоторых, пытавшихся встать, толкали на место ногой. Наконец, "Снайпер", выглядевший главным начальником, распорядился отводить заложников небольшими группами в глухую, без окон, раздевалку, где им позволялось под присмотром конвоиров совершать мучительное действо. Когда туда, наконец, был отведен Стрижайло, все уже было залито мочой, покрыто испражнениями. Было невозможно дышать. Женщины, с которыми его отвели в раздевалку, не глядя на Стрижайло, приседали, громко журчали и булькали. Возвращались в зал, оставляя на полу мокрые следы.
В груде мобильников, на которых потоптался конвоир, время от времени начинал звонить уцелевший телефон. К нему тотчас подбегал террорист, давил башмаком, добивал подранка. Гасил голубоватое зеркальце, огоньки светящихся кнопок. Стрижайло показалось, что он слышит свой телефон, — несколько фраз сентиментальной неаполитанской мелодии. Кто-то разыскивал его в мироздании. Конвоир, в пятнистых брюках, в рубахе с мокрыми подмышками, подошел и ударом каблука оборвал этот неопознанный зов.
Ближе к вечеру, когда солнце исчезло и небо закрыла туча, на дворе перед спортивным залом загудел мегафон. Лающие, рокочущие звуки катились в душном воздухе, проникали в зал, создавая неразборчивое эхо. Это было неожиданно. Было свидетельством того, что снаружи о них знают и думают, ищут с ними связь, желают помочь.
Стрижайло в металлическом рокоте различал отдельные фразы:
— Доставить гуманитарную помощь... Детей и женщин... Питьевую воду и продовольствие... Хорошо известный доктор Рашаль...
В зал пришел "Снайпер", держа возле уха мобильник. Не высовываясь, не подходя к окну, выглядывал во двор, слушал вибрирующие звуки.
— Какого х… ты прислал матюгальник? — услышал Стрижайло, — Я тебе сказал, никаких переговоров с педерастами. На х… мне этот жид из Москвы? Давай Дзасохова и Зязикова. Они что, перебздели? Предупреждаю, здесь будет гора трупов! — отключил телефон. Смотрел на заложников блуждающими, незлыми глазами, словно любовался доставшимся ему богатством.