Зона, куда я приехал навестить его — образцово-показательная. Как сказал подвозивший меня до КПП словоохотливый таксист: "Старое, очень серьезное заведение". Говорит, в окрестностях города еще есть четыре зоны, но эта "самая-самая"...
Вокруг зоны обычный поселок в полтора десятка серых двухэтажных домов. Посреди поселка скучное административное здание. Существует где-то рядом и какая-то "промка". Мастерские, лесопилка или что-то в этом духе. То есть, предусмотрена для заключенных здесь какая-то работа и худо-бедно производство какое-то налажено. Только выяснилось, что на работу ходит примерно десять процентов заключенных. Работа считается здесь своего рода привилегией (ведь это первый шаг к условно-досрочному освобождению). Привилегией, которую надо "заслужить" активным сотрудничеством с администрацией.
Такие активные помощники на тюремном жаргоне именуются козлами.
Когда Григория привезли в СИЗО Волгограда и он ждал распределения, его вызвал к себе главный кум волгоградских зон и сказал: "Ты, Гриша, человек у нас знаменитый. Учти, что хорошо на наших зонах живут либо козлы, либо пидорасы. Третьего не дано". Григорий же на это спокойно заметил, что не будет ни того, ни другого, и он как-то проживет без всего этого. Через несколько дней сын узнал, что уезжает именно на пятую зону. Поговорил с местными зэками, послушал их рассказы и весь свой баул, все свои личные вещи раздарил сокамерникам. Понял, что ничего из его скарба на зоне ему не понадобится.
Вижу, как между этими домиками мелькает черная роба. Вон еще одна. Заключенные перемещаются вне колючей проволоки, значит, у них свободный выход за пределы зоны. Середина августа, жара, пыль… Но одеты зэки с иголочки. Блестят ботинки так, что Кремлевский полк отдыхает. Бегут деловитые зеки по каким-то заданиям и поручениям начальства. Невольно вглядываюсь в их лица, хотя знаю: моего Григория нет среди них.
Когда Григорий Тишин приехал сюда, его подвергли своего рода тесту. Выгрузились, ему скомандовали: "До дверей карантина — бегом!"
Григорий пошел пешком. Конечно, сразу же получил палок от конвоя, а через две недели попал в так называемый "дисциплинарный отряд". Хотя никаких нарушений за ним не значилось.
Каждый российский законопослушный налогоплательщик должен знать: знаменитые БУРы (бараки усиленного режима), о которых писал Солженицын в "Одном дне Ивана Денисовича", существуют и по сей день в виде дисциплинарных отрядов. Карцеров и экзекуций тюремным властям не достаточно. Наша пенитенциарная система имеет в запасе дополнительный, вернее, специальный инструмент для того, чтобы ломать людям характер. Те, кто отбывают срок в дисциплинарном отряде, занимаются строевой подготовкой, их не выводят на работу, даже на уборку территории. Ежедневно в течение многих месяцев, по восемь часов в день — строевая подготовка. Впрочем, как я знаю, применяется не только "пытка строем". За долгие годы выработаны разнообразные методы подавления личности, вполне законные способы издевательства над образом и подобием Божьим.
Начальник зоны быстро, без лишних разговоров подписал мое заявление на длительное свидание с сыном. Такие свидания предоставляются раз в три месяца и проходят в здании под условным названием "гостиница". Это несколько достаточно благоустроенных комнат, где мы должны были уединенно общаться, где предполагалось как-то отметить, отпраздновать Гришино девятнадцатилетие. Меня уже завели в эту гостиницу, в эти комнаты, но тут вбегает зэк с выпученными глазами и кричит: "Начальник отменил свое разрешение на длительное свидание, распорядился заменить его коротким…"
После разрешения прошло не более получаса. Что за это время могло измениться? То ли начальник сразу не разобрался, к кому я приехал, то ли поступил какой-то "звонок сверху", то ли нас жестоко разыграли, использовали еще один метод психологического прессинга? Может быть, начальство опасалось, что во время длительного свидания Григорий наговорит мне лишнего? В результате мы общались один час, через решетку. Длинный зал, разделенный прутьями с двумя бесконечными деревянными скамейками вдоль ограждения.
Общение с сыном происходило при сотрудниках колонии, поэтому всего открытым текстом не скажешь. Но из слов Григория я понял, что обстановка в его дисциплинарном отряде очень тяжелая. Все мечтают как можно скорее оттуда выбраться, и все людские слабости вылезают наружу. Процветает "стукачество". Каждый подсиживает другого, пытается выплыть за счет товарища по несчастью. Сын может нормально говорить только с отдельными зеками, причем сдружился с двумя чеченцами. С ними — делит пайку, может говорить на любые темы. Потому что они не "стучат", так же, как и он, заряжены своим каким-то смыслом. Им ничего объяснять не надо.