В этой связи задача всех левопатриотических сил в преддверии саммита — не допустить принятия новых "исторических" решений в ядерной области.
Антон СУРИКОВ
БУШ И ПУТИН ПОГОВОРЯТ О ПРЕЕМНИКЕ
Накануне саммита Россия—США Владимир Путин встретился в Кремле с группой зарубежных политологов, специализирующихся на российской тематике. На встрече из уст президента прозвучало несколько любопытных заявлений, адресованных не столько ее участникам, сколько Джорджу Бушу, Дику Чейни и Кондолизе Райс. Так, политологи спросили Путина: "Можете ли вы сказать точно — будете ли вы баллотироваться в 2008 году на должность президента России? Будете ли вы менять Конституцию?". "Я не буду баллотироваться в 2008 году на должность президента России. Я считаю, что самое главное для страны — стабильность. Залог стабильности — Конституция. Менять ее не намерен", — ответил президент.
Те, кто внимательно следит за перипетиями российско-американских отношений, в частности, за высказываниями госпожи Райс, согласятся, что именно такой ответ ожидали услышать в Вашингтоне. Более того, Путина наверняка попросят повторить его во время личной встречи с Бушем.
На упоминавшейся встрече Путин также заявил: "В 2008 году я собираюсь покинуть Кремль, но не собираюсь покинуть Россию. И это тоже один из факторов стабильности. Я бы хотел, чтобы мой опыт и знания были восприняты Россией". Эти мысли президента развил на следующий день политолог из команды Глеба Павловского Сергей Марков: "Путин является лидером коалиции трех "партий": чекистской корпорации, либеральных экономистов, юристов, политтехнологов и деидеологизированной бюрократии. Поэтому главное требование к преемнику — он должен совмещать интересы всех этих сил. Не решены пока два вопроса: личность преемника и роль Путина после того, как он перестанет быть президентом".
На самом деле второй вопрос, если Путин не передумает и действительно уйдет, решен. Его роль будет такой же, какая сегодня у Ельцина, то есть незначительная. Иначе, при нынешних конституционных полномочиях главы государства, и быть не может — двух царей в России не бывает! А вот с первым вопросом — выбором преемника — дальше тянуть действительно уже нельзя. Это становится краеугольным камнем как российской политики, так и наших отношений с мировыми центрами силы, в первую очередь с США.
В Кремле есть мощная фракция — сюда входят как многочисленные бюрократы, так и силовики — во главе с Игорем Сечиным, которая полагает, что единственным преемником Путина, который в состоянии сохранить баланс внутри власти, может быть только сам Путин. Поэтому он, по их мнению, все-таки должен пойти на третий срок. Даже несмотря на очевидную негативную международную реакцию.
Рассмотрим, что нас в этом случае ожидает. На левопатриотическом фланге, включающем "Родину", КПРФ, НБП, "Левый фронт" и других, это вызовет однозначно негативную реакцию. Даже "системные" оппозиционеры наподобие Геннадия Зюганова ничего здесь не смогут поделать с настроениями масс. Также очевидно, что в либеральном лагере решение о третьем сроке еще больше углубит раскол. Глава либералов Чубайс, олигархи и их клиентелла поддержат любое решение Кремля. В то же время, как показала состоявшаяся 30 августа в Москве конференция "Действия ответственной оппозиции в революционных условиях", "Яблоко", часть СПС, сторонники Ходорковского и многие другие на правом фланге уйдут в еще более глухую оппозицию режиму, в чем найдут понимание и поддержку со стороны Запада.
Та же конференция показала, что курс на третий срок немедленно реанимирует старую идею объединенной лево-правой оппозиции. Каковы ее шансы? В квазистабильной ситуации, характерной для последних трех месяцев, никаких шансов у оппозиции, конечно, нет. Однако любой серьезный кризис — масштабный теракт, крупная авария, очередная уже происходящая монетизация в форме повышения базовых цен и налогов, "цветная" революция в той или иной соседней стране, а тем более сочетание подобных невзгод, создадут такую нагрузку на основательно подгнивший Кремль, что режим может просто не выдержать и, как это было в феврале 1917 года, рухнет сам. И тогда настанет час оппозиции. Но какой именно оппозиции, большой вопрос, ответа на который у меня нет.