ПОСЛЕ окончания духовной семинарии я два года работал имамом Центральной мечети в Набережных Челнах. Занимался в основном гуманитарной деятельностью — профилактика наркомании, благотворительность. Много ездил по стране. В конце 98-го года поехал на свадьбу друзей в Чечню. После решил проехать по республике, посмотреть быт народа. Заехали в институт "Кавказ". О нем много писали — по официальной версии — это лагерь боевиков, кто-то считает его обычным институтом, у меня разобраться времени не было, может, обе версии справедливы. В беседе с руководителями института возникли вопросы — говорят, придется задержаться. Через несколько дней меня помещают в зиндан. Я теряюсь в догадках — почему это происходит, может, меня хотят использовать для выкупа, поменять на кого-то. Я же мусульманин, а в первую чеченскую войну мы чеченцам сочувствовали. Оказалось сложнее: меня подозревают в том, что я сотрудник ФСБ. Нахожусь я в зиндане две недели в довольно жестких условиях, меня пытают. Но я стою на своем, от обвинений отказываюсь. Вскоре мне удается убежать, возможно, с их отмашки: я заметил, что мной уже мало интересуются. Убегаю оттуда босиком, зимой, по лесам, по полям. Добираюсь до Грозного, там мне советуют одного местного татарина, бывшего вора в законе. Он меня лечил после побоев горными травами, шиповником, научил, как вернуться домой без документов.
Я реабилитируюсь, снова становлюсь имамом, работаю, и тут происходят взрывы в Москве и Волгодонске. В стране исламофобские настроения. Я тут же попадаю под подозрение — самый молодой имам республики, был в Чечне
Мне звонит муфтий Татарстана и говорит, что была беседа с местным ГБ — меня хотят арестовать. Муфтий просит меня не очернять наше духовное управление, уйти самому.
Я пишу заявление. На самом деле, таким образом меня просто нейтрализовали как политическое лицо, теперь меня можно было хватать в любое время. После заявления на следующий день мои фотографии уже висели в аэропортах — что я вооружен, особо опасен и.т.п. 1 октября меня арестовывают сотрудники КГБ Татарстана. Мне предъявляют обвинение по 208-й статье. (Незаконные вооруженные формирования). Идет следствие по этой статье, были пытки и давление — как обязательный атрибут следствия. Через два месяца меня освобождают по политическим мотивам, приезжает начальник следственного отдела Татарстана и говорит: за тебя народ стоит, несколько акций прошло в твою защиту. Тогда идут парламентские выборы в Думу. Первый раз избирается "Единство", его активно насаждают, на работе всех заставляют бурно голосовать. Все должно без запинки пройти, а тут такой аргумент против "Единства": посадили имама.
В общем, мне объясняют, что со мной после выборов снова "пообщаются". Я представил, что это будет за общение. Я возвращаюсь домой, побыл там несколько часов, ухожу из дома, снимаю квартиру. Думаю, надо подождать, посмотреть, что будет. Мама говорит: лучше будь в любой точке земного шара, но на свободе. Через какое-то время с помощью знакомых я уезжаю в Таджикистан. Идея такая: репрессии пройдут, я вернусь, все-таки Гурьянова не каждый день случается.
В ТАДЖИКИСТАНЕ живу у родственников при туристической базе Академии Наук. С каждым днем чувствую себя лучше — горный воздух, хожу с друзьями в походы, беру вершины. Наслаждаюсь гостеприимством этого удивительного народа. Но постоянно попадаем в сложные ситуации: здесь красные, здесь зеленые, здесь одни посты, здесь другие. И вот однажды, пытаясь добраться до Душанбе, нарываемся на дружину Исламского движения Узбекистана. Каменные лица, длинные волосы, увешаны стрелковым оружием всех образцов. А мы в бейсболках, в кроссовочках.
"Кто такие?"— спрашивают. Отвечаем, что туристы, путешествуем.
Они удивляются — не самое лучшее место для путешествий. Я объясняю, что дома, в России, репрессии, ФСБ преследует.
Они поговорили между собой и объявляют решение: "Мы решили, что вас надо переправить в Афганистан. У нас договоренность с таджикским правительством, что вся наша организация уходит в Афганистан. Вы едете с нами".
Везут нас на автобусе в Душанбе. Потом нас сажают на аэродроме в военный вертолет вооруженных сил Таджикистана. Мы в шоке, не знаем, к кому обратиться, насколько отношения завязаны. Решили молчать.