Для Амстердама разбираемая мною "Коппелия" вполне традиционна. Художник "нарисовал" её в 2008 году, и с тех пор хореограф постоянно улучшает танец, меняет его, работает с живой материей спектакля. Балет на короткое время исчезает, к нему возвращаются.
Первое, что привлекает зрителя, — занавес с фрагментированными телами. Смешными, ничуть не криминальными. Второе — яркое оформление сцены, решённое в мультипликационном стиле и заставляющее вспомнить Фрица Фрилинга с его Розовой Пантерой образца 1964 года. Третье — гармоничный и продуманный свет. Четвёртое — костюмы. Позже понимаешь, что и автор либретто продумал материал настолько хорошо, что ему удалось вернуть Гофмана в балет, где от немца избавились, как казалось, давно и навсегда. В амстердамскую "Коппелию" возвратилось безумие, но оно не разрушило конструкцию, выстроенную на музыке Делиба несколькими поколениями хореографов.
Рассказ "Песочный человек" страшен. Он об искусственности и механистичности, приходящей на смену естественности. Романтики боялись того, что сегодня стало общим местом и никого не смущает. К нам вернулось ясное осознание того, что искусство всегда противно природе. Культурен Дионис, стихиен Пан. Европа полюбила механизмы и куклы давно, даже Голем был создан в Праге, а не на Ближнем Востоке.
На сцене идея искусства как соперника натуры решена неожиданно и иронично: всё действие разворачивается между Клиникой эстетической хирургии доктора Коппелиуса и спортивным комплексом, формирующим тело "мягким насилием" фитнеса. Гофмановская острота конфликта снята, но сам конфликт остался. Мы стали более здоровы душевно, чем во времена романтизма.
Разноцветная экспозиция первого акта не предполагает чёрно-белой гаммы второго и графики в стиле Бидструпа. Но именно это противопоставление красочной "улицы" и "монотонной" лаборатории убеждает нас в том, что стихия красива сама по себе, и в её укрощении нужно знать меру.
Танец данного балета столь же актуален, сколь и взгляд автора либретто на искусство и искусственность. Разворачивающийся в клинике пластической хирургии дивертисмент опирается не на архаику народных развлечений, а на современность. Лет за пятьдесят. Мы видим оммаж Дэвиду Боуи времён "Aladdin Sane", нас приветствует Херби Хэнкок времен "Rockit", нас окружает именно "улица"; брейк-данс, предложенный нам, не только забавен, но и сам по себе хорош. Он органичен в ткани спектакля, оставившего главную идею Гофмана в силе, решившего сценический и сценарный праздник классической "Коппелии" общей карнавализацией зрелища. Естественно, при подобном подходе фигура Коппелиуса обязана стать более выпуклой, если не полнокровной. Тед Брандсен прекрасно понял это, и его Коппелиус вполне самостоятельный персонаж со своим танцем, а не одной пантомимой. Эдо Вейнен убедителен. Он — единственный персонаж, который вытягивает на себе "зловещую" линию балета. Ну, и не был бы хореограф автором по-настоящему ироничного произведения, когда не показал бы нам, что ему прекрасно известны все версии "Коппелии".
Отрадно, что исполнители поддержали идеи хореографа не только настроением, но и мастерством. Анна Оль, прекрасно известная Москве по работе в театре Станиславского и Немировича-Данченко, показала новую грань таланта. Мы привыкли видеть её сдержанной аристократкой "Майерлинга", холодным и легкомысленным духом воздуха "Сильфиды", но оказалось, что Аня не чужда гротеску — раз. Что она может быть не только изысканно красивой "дамой из дворца", но и просто милой "девочкой с улицы" — два. О её мастерстве лучше говорит сам её статус в театре и профессиональные награды. Поэтому я промолчу. Скажу только, что любил Анну, когда она танцевала в Москве, что считаю это время в её бывшем балете лучшим на моей памяти, что разлюбить девушку не собираюсь, а это значит, что со временем познакомлю читателя и с другими Аниными работами в Амстердаме. Балетные богини живут, где хотят.
Амстердам — Москва
Февральские тезисы
Февральские тезисы