Выбрать главу

Вот тогда-то и используются наиболее сложные семантические прикрытия. Понятия искажаются. Создаются ложные понятия. Такие искажения и имитации — часть интеллектуальной войны. А как иначе-то?

Никто не станет обнажать перед противником ядро собственной стратегии. И, наоборот, все будут пытаться добраться до ядра чужой стратегии и посеять там семена деструкции, внедрить враждебный стратегический вирус.

Предположим, что у вас нет полноценной стратегии. То есть вы не являетесь стратегическим субъектом. Но вы хотите им стать. И потому стремитесь обзавестись неким знанием. Если у вас есть противник, что он будет делать, поняв, что вы к этому стремитесь? Он будет отсекать вас от нужного знания и подсовывать вам знание ненужное.

Воспрепятствовать превращению потенциального субъекта (возжелавшего стратегии политического класса) в актуальный субъект (класс, соединившийся с необходимым знанием) — обязательная задача противника. Как решается такая задача? Самыми разными способами.

Компрометируются те или иные слагаемые необходимого знания (понятия, нормы, подходы, образы, символы). Уничтожаются или дискредитируются обладатели знания. Разрушается среда, в которой знание может сформироваться. Уничтожается потребность в знании. Разрушается инфраструктура, позволяющая соединять потенциального потребителя знания — с потребляемым.

Политический класс может стремиться к стратегической субъектности, а может испытывать к ней глубочайшее отвращение. Скажете — так не бывает? А что такое наш бомонд конца 80-х — начала 90-х годов? О "вашингтонском обкоме" говорили тогда "ужасные патриоты из газеты "День"… А бомонд… Тот просто подымал с пола платочки высоких зарубежных гостей.

Ельцин… Козырев… Увы, определенным образом вёл себя почти весь тогдашний политический класс. Страстное желание сбросить с плеч крест стратегической субъектности было разлито в воздухе. Оно стало своего рода синдромом. До безумия хотелось НЕ заниматься судьбами мира, НЕ нести стратегической ответственности за мир. НЕ думать о его перспективах и болевых точках. Не… не… не… не…

Истеблишмент, который в начале 80-х не обсуждал ни один вопрос без апелляции к содержанию всемирно-исторической эпохи, к концу 80-х возненавидел всё, что пахло стратегией. В том числе и знание, с помощью которого она вырабатывается. А также среду, в которой такое знание выращивается. Все это отвергалось, отбрасывалось, растаптывалось, поносилось, высмеивалось.

Но еще до начала той позорной антистратегической оргии знание, о котором я говорю, по сути, оказалось "нон-грата". Оно само — и те, кто им обладали. А ведь уже тогда, при Брежневе, обладателей было совсем немного.

Я пишу эти строки, а перед моими глазами — лица. На лицах — отпечаток судеб. Это очень нелёгкие судьбы. Иногда они абсолютно трагичны, как у Эвальда Ильенкова. Иногда чуть менее трагичны, как у Побиска Кузнецова… Да и у Александра Зиновьева, в каком-то смысле, тоже.

Я не могу назвать трагической судьбу Георгия Петровича Щедровицкого. Но это очень нелёгкая судьба, не имеющая ничего общего с тем, каковой должна была быть судьба стратегического политического интеллектуала масштаба Георгия Петровича.

Называю отдельные яркие личности. Их, конечно, было несколько больше. Но не намного больше. Узок был этот круг. И не только узок, но и страшно далек от политического класса.

Виновен в этом был, конечно же, класс. Но сводить его вину к качествам отдельных людей (их уму, кругозору, структуре интересов и пр.) — негоже. В чём системные причины, не позволившие классу (то есть политическому субъекту) соединиться со знанием, без которого полноценной субъектности быть не может?

В начале своей карьеры Владимир Путин едко сказал об одном из олигархов, что если этот олигарх — "исполнительный секретарь", то пусть он "что-нибудь исполнит". Исполнительная… судебная… законодательная…

ГДЕ ВЛАСТЬ ВО ВСЕЙ ЕЁ ПОЛНОТЕ? ВЛАСТЬ КАК СУБЪЕКТ СТРАТЕГИИ?

Это президент? Увы, сменяемый глава власти не может быть субъектом стратегии. Он сменяемый… Персонифицированным субъектом стратегии в какой-то степени может быть национальный диктатор или абсолютный монарх. Но именно в какой-то степени! Потому что подлинный субъект стратегии, представляющий власть во всей её полноте, находится по ту сторону персонификации.

Такой субъект и такая власть (концептуальная, стратегическая, доктринальная — то есть высшая) — это не человек, а КЛУБ.

Но те, кто воскликнет: "Ах, мировое правительство, Бильдербергский клуб!" — должны сразу принять от меня извинения. Я о другом. Бильдербергский клуб — это почтенная элитная организация с бюджетом в несколько миллионов долларов. А даже если сот миллионов — и что? Помните истерику по поводу облачения Ельцина в мальтийскую мантию? Ну, помогли Б.Н. со здоровьем, а он в ответ принял сомнительный подарок. Он-то принял, а завопили-то не только недруги, но и разочарованные конкуренты: "Да это же не тот орден! Что он надел! Мы — настоящие! Да мы бы с радостью! Зачем ему суррогат?"

Короче, клуб-то клуб, но другой. И легче всего объяснить, какой именно, — на советском примере.

СТРАТЕГИЧЕСКИМ КЛУБОМ для Советской России и СССР была ВКП(б) эпохи стратегических дискуссий. ВКП(б) была субъектом стратегической (а значит, полной и целостной) власти только в эпоху таких дискуссий: о мировом коммунизме, о построении социализма в отдельно взятой стране, о типе индустриализации и так далее. А потом субъектом стратегии стал не Клуб, а национальный диктатор — Сталин. Но он мог им стать только по двум причинам.

Прежде всего, в силу свойств личности. Сталин был отдан делу целиком. И он был человеком незаурядным и в интеллектуальном, и в волевом смысле. Но и это не превратило бы Сталина в субъект стратегии, если бы не специфичность той исторической ситуации. Специфичность состояла в том, что стратегия могла быть и линейной, и эффективной. Слишком уж ясны были приоритеты (даже помимо того, что их уже "размял" Клуб), и в ранней индустриальной системе было обозримое количество элементов. Да, Сталин лично расписывал посменную работу особо уникальных станков. Но станков было немного. Было бы их побольше — никакая чудовищная работоспособность Сталина не помогла бы.

К концу 40-х стало ясно, что линейный персонифицированный стратегический субъект уже не может отвечать на вызовы времени. Что нужно возвращаться к нелинейному стратегическому субъекту — Клубу. Но Клуб уже был вырван с корнем, вместе с грибницей. Так родилась кукуруза вместо стратегии. На первых порах — вместе с великими космическими свершениями. Но это происходило во многом по инерции. Никакие — самые фантастические, самые величественные, — собственно технические свершения не могут подменить отсутствие (или истощенность) высшего целевого комплекса, состоящего из метафизики, концепции, доктрины… и — стратегии как их воплощения.

Я говорил о трагедии хранителей знания, способного поддерживать и развивать этот самый высший целевой комплекс. Но корни этой трагедии — в катастрофе Клуба. Да и формата власти…

Хрущев еще пытался быть национальным диктатором (как это кому-то ни покажется странным). А Брежнев уже был типичным консенсусным политиком. Тут-то всё и "навернулось"… По сути — тут. По факту — немного позже.

Однако дело не в политических перипетиях советского периода, а в некоторых системных уроках. Касающихся, прежде всего, этого самого знания.

Как и любое целое, оно состоит из элементов (понятий, стратегем и т.д.).

В нём есть подлинные элементы своего собственного неафишируемого знания.

Есть столь же подлинные элементы стратегического знания, используемого твоим врагом (противником, конкурентом).

Есть фигуры прикрытия, которые твой враг использует для репрезентации элементов своего знания (а не репрезентировать их он не может).