Если магазинов мало, если они "странные", — значит, они плохие, надо препятствовать их деятельности? Всё это показывает культурную бездну в умах наших чиновников. Это трагедия страны, что вырастает огромное количество "эффективных менеджеров", которые считают прямой доступ к чтению преступлением.
А появились районные центры, где вообще нет книжных магазинов!
"ЗАВТРА". Куда же делись многотысячные советские собиратели "Литературных памятников" и "Философского наследия", миллионы читателей "Мастеров современной прозы"?
Б.К. Многие ушли своим естественным путём, у многих элементарно не хватает денег. При этом на помойках появилось очень много книг. За последние два года там я нашёл примерно шесть уникальных книг по архитектуре.
"ЗАВТРА". Вот тебе и самая читающая …
Б.К. СССР был самой читающей страной в мире по одной простой причине — тотальной грамотности населения. В детстве я часто бывал в Латвии. С друзьями бегал на соседний хутор, посмотреть на неграмотную бабушку, которая не умела читать и писать. В Латвии такое было возможно, юность этой бабушки проходила до 1939 года, пока "кровавая рука тоталитарного режима" не дотянулась до свободной балтийской республики.
Сейчас уровень грамотности в нашей стране резко падает. Есть дети, которые не ходят в школу, есть люди, которые не читают, потому что не умеют. У нас появился целый класс отверженных, которые не участвуют ни в каких социальных процессах, и он будет только увеличиваться.
Наша структура чтения отличается от европейской. В силу закрытости общества, наличия цензуры. Исторически сложилось, что у нас мало пользуются библиотеками. Принято иметь домашнюю библиотеку. Что, впрочем, тоже постепенно становится архаизмом. Много ли знаете людей, пользующихся библиотеками? Человек с улицы не может попасть в Ленинку, в ИНИОН, в Историческую библиотеку. Остаются районные библиотеки. Но и они закрываются. А в Питере в "Салтыковку" не попасть, потому что она находится у чёрта на рогах. Из центра города её выжили — видимо, объект не столь важен для "культурной столицы".
С другой стороны, фонды библиотек находятся в чудовищном состоянии, новые книги туда не попадают. "Мрачная фигура нашей истории", "шпион" Сорос сделал для культурного развития больше, чем всё ельцинское правительство. Он выкупал часть тиражей и рассылал по библиотекам. И только таким образом, например, в библиотеках Тюмени оказывались новые книги.
Другая глобальная проблема — цены на книги. Оставим в сторону Москву, хотя это и спорно, но в глубинке абсолютно точно доходы не европейские. А книги по цене "догнали и перегнали" Америку, до Европы пока не дотянулись, но тенденция идёт. А некоторые виды товара — например, альбомы по искусству — стоят дороже, чем в Западной Европе.
"ЗАВТРА". Не идёт ли здесь речь о формировании особой социальной среды потребителей литературы?
Б.К. Это я и назвал энтертейнментом другого порядка. Кто-то любит арбуз, а кто-то свиной хрящик. Для кого-то времяпрепровождение — рассматривание альбома Сезанна, а для кого-то — чтение бульварного романа. И в том, и в другом случае книга не является источником знания. Человек развлекается, его мозг отдыхает. На меня в детстве произвёл неизгладимое впечатление набор офортов Гойи, который был подарен моей матушке. Не обязательно, что купленный за пять тысяч такой альбом сегодня не станет предметом размышлений. Но почему-то мне кажется, что он вряд ли попадёт четырнадцатилетнему мальчику, который будет внимательно рассматривать офорты Гойи.
Или сейчас популярны такие издания как, допустим, "Евгений Онегин" с комментариями Лотмана в переплёте из свиной кожи. Кто это будет читать? Специалисты, школьники? Эти книги — не для чтения Пушкина и Лотмана. Это объект роскоши.
"ЗАВТРА". Но и простые книги становятся объектом роскоши, недоступным для целых категорий населения.
Б.К. Так как не существует никаких льготных режимов для предприятий книжной торговли, наценка на книги очень большая. В Германии она составляет в среднем 40%, а в России 100% — это обычная практика. А в провинции ещё увеличивается за счёт распространения через книжные сети.
Не существует нормальной системы распространения книг. Есть несколько крупных сетей распространения. Но маленькие издательства, выпускающие, например, пять наименований в год, с ними работать не могут, вынуждены думать о распространении сами.
Затем издательство сокращает тираж в расчёте на его так называемый лакшери-сегмент (от luxury-предмет роскоши). Книгу купят люди, которым она нужна по работе, либо исходя из товара категории роскоши. Если вы издаёте книгу по философии или искусствоведению, вы должны сократить тираж и взвинтить цену таким образом, чтобы окупить собственную систему распространения. Допустим, я не смогу продать три тысячи Розанова. Я ограничусь двумя тысячами и резко подниму цену. Пятьсот проданных экземпляров покроют затраты. Остальные пускай лежат.
Дальше. Так как магазины не имеют никакой поддержки, площади маленькие, то магазину невыгодно, чтобы там лежали старые книги. Понятно, что у книги, вышедшей два года назад, коммерческий потенциал ниже, чем у книги, выпущенной позавчера. И книга двухлетней давности занимает определённое место, которое можно использовать эффективно. А в нашей стране последнее время слово эффективность звучит как "Отче наш…" Соответственно, магазин отдаёт книгу в издательство и берёт книгу, которая лучше продаётся. Магазину выгоднее занять эту площадь бестселлером. Поэтому, скажем, современная поэзия, языкознание не попадают в крупные магазины: они экономически неэффективны. В итоге по складам блуждают значительные объемы книг, которые могли бы быть востребованы читателем.
"ЗАВТРА". Не является ли Интернет выходом из такой критической ситуации?
Б.К. Чтение — это способ коммуникации между людьми. Интернет не даёт такой возможности, в нём идут совершенно иные процессы взаимодействия. Интернет предлагает эрзац-коммуникацию вроде обсуждения какой-либо темы.
К тому же, найти в Сети можно немногое. И уже начинаются юридические разбирательства, борьба за авторские права, а дальше будет только хуже.
Изначально казалось, что это абсолютная зона свободы. Нет, Интернет формализуется значительно быстрее, чем любые другие сферы.
Потом, в Сети выкладывается только то, что издано. Если книга не переведена или не подготовлена к печати, то вряд ли она появится. Только на языке оригинала. А принципиальный момент для России — наша моноязычность, почему нам важно книгоиздание на русском языке. Европеец, как правило, читает на двух языках, в России таких ничтожно малый процент. Мы не можем рассчитывать на чтение на языке оригинала. Даже те, кто знают язык, зачастую не в состоянии читать в оригинале. Поэтому мы обязаны издавать книг значительно больше.
"ЗАВТРА". Довольно мрачная картина получается.
Б.К. Сам процесс чтения должен быть охраняем государством. Сегодня ситуация критическая. Единственный чиновник, который пытается поддерживать книгоиздание, — это Сеславинский. Он на каждом заседании правительства борется, чтобы книжный НДС оставался 10%, а не 18%, объясняет, что нельзя относиться к книгам просто как к растущему бизнесу.
Да, если мы воспринимаем чтение как бизнес, то всё вышесказанное абсолютно правильно и адекватно. Но чтение — это не проблема бизнеса, а проблема культуры нации. Возможно, когда одна бульварная писательница конкурирует с другой бульварной писательницей, нужно говорить в терминах рынка — растут продажи у писательницы М., падают у писательницы У. Но Платон с Аристотелем или Уайльд с Грибоедовым точно не конкурируют.