Стоит буржуй, как пёс голодный,
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пёс безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.
Хлесткая, энергичная строфа. Про себя можно подумать: глубина мысли отнюдь не сильная сторона поэзии. Блок считал буржуазию классом среди других, тогда как она — человечество новой эпохи. Пролетарии и крестьяне хотят стать буржуа. Это их "светлое будущее". Они вовсе не рвутся, подобно поэтам, в трясину голодных мечтаний:
Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно.
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной…
При этом наверняка голодные, в долгах, в скверной одежде. Вместо того, чтобы поладить с издателем, принять, так сказать, его "форму", они плачут над цветком и тучкой, которые вовсе не нуждаются в хлебе насущном. Все остальные, то есть трудолюбивые искатели хлеба насущного, ничего кроме презрения у поэта не вызывают:
Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцей,
А вот у поэта — всемирный запой,
И мало ему конституций!
Интересно, как выглядит конституция с хвостом? Уж, конечно, она не похожа на синичку или воробья. Великий поэт, разумеется, приладит ей павлиний хвост, дабы начертать на нём бесконечные претензии недовольных поэтов. Правда, чтобы не вступать в пререкания с политиками и блюстителями, можно обойтись "всемирным запоем". Но в самом деле: конституция — единственная узда для расхлябанных бездельников, именуемых поэтами. Не стоило бы уделять столько внимания этой публике, но последняя строфа стихотворения "Поэты" уж больно откровенна и живописна:
Пускай я умру под забором, как пёс,
Пусть жизнь меня в землю втоптала, -
Я верю: то бог меня снегом занёс,
То вьюга меня целовала!
Кроме "бога" и сомнительных "поцелуев вьюги", всё правильно. Истинный поэт должен пьянствовать и сгинуть под забором, либо кончить как-то аналогично. Он должен знать, несмотря на слезы сердобольных дам и сожаления сентиментальных юношей: время поэзии безвозвратно ушло, поэзия — анахронизм, бездарное времяпровождение. Это надо принять мужественно, спокойно и помнить слова Шопенгауэра: "Выражать свой гнев или ненависть словами, либо игрой лица бесполезно, опасно, неумно, смешно, пошло".
Маяковский, констатируя неизбежный конец традиционной поэзии, призывал новых поэтов стать рабочими в своем ремесле, производственниками со своим инструментарием, активистами в борьбе угнетённых классов ("Как делать стихи"). В результате он успешно доказал закономерное превращение поэзии в демагогию. Не угадал он только одного: наступления новой буржуазии, которая, благодаря своей ловкости и равнодушной всеядности, поглотит и рабочий класс, и классовую теорию вообще.
Мы более не имеем представления о языке. Для нас язык не более, чем знаковая система среди других. Слушая актеров-демагогов или профессиональных острословов, мы рукоплещем и хохочем. Но это фальшивая монета, пародия на эмоциональность, минутная попытка побега от бесконечной скуки.
Жители острова Лапута давно поняли никчемность произносимых слов. Блуждая по острову с мешками за спиной, набитыми разнообразной кладью, они, встречая знакомого, вынимали какую-нибудь вещь, ожидая ответного показа. Один, к примеру, доставал туфли, другой — куртку. Подобные демонстрации длились иногда часами. Таковые свидания приводили зачастую к драке, но, как правило, "собеседники" расходились вполне довольные собой (Джонатан Свифт. "Путешествия Гулливера").
Итак: никакой идеологии, окрашенной кровью, никаких вакханалий воображения, ведущих в гениальность и безумие, никаких религиозных споров. Буржуа заранее согласен с доводами каждого. Если надо признать талант пациента сумасшедшего дома, он это сделает с удовольствием. Почему бы и нет? При соответствующей изворотливости и всеядности он проживет с комфортом в любой ситуации.
Евгений Нефёдов АПОСТРОФ
Михаил ЛОБАНОВ. Оболганная империя. — М.: "Алгоритм", 2008, 368 с.
Михаил ЛОБАНОВ. Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи. — М.: "Алгоритм", 2008, 672 с.
Почти одновременный выход у писателя сразу двух книг в одном издательстве, да к тому же таком известном и популярном, как "Алгоритм", — явление, прямо скажем, не рядовое. Но ведь при этом и автор — тоже не рядовой: он давно и заслуженно всем известен. Видный русский писатель, знаменитый на протяжении едва ли не полувека литературный критик — вот кто таков для читателей и издателей Михаил Петрович Лобанов. Традиционно считается, что слава к нему — правда, весьма суровая, щедро приправленная всяческими "оргвыводами" — пришла после нашумевшей статьи "Освобождение", опубликованной в журнале "Волга" еще в 1982 году. Как известно, Лобанов писал в ней о новом романе Михаила Алексеева "Драчуны", который уже и сам по себе стал рисковым прорывом в тогдашней литературе. Это было горькое и праведное, полностью автобиографическое повествование о страшном голоде в Поволжье в начале тридцатых годов. А тут еще и Лобанов художественно и публицистично развил эту тему, раскрыл губительную для русского народа политику тех, кто легко смотрел на такие жертвы, хотя вскоре и сами они по заслугам вошли в число жертв, только уже — как "невинно пострадавшие" от "сталинских репрессий"…
Естественно, у этих "страдальцев" нашлись тогда — да немало их и сейчас — высокопоставленные идеологические защитники, которые и открыли по мятежному критику огонь из всех своих властных орудий. Однако — не одолели они фронтовика, боевого орденоносца, участника битвы на Курской дуге, выжившего после тяжелого ранения: Михаил Петрович прошел и сквозь этот шквальный огонь и остался верным делу борьбы за Родину, за историческую правду.
С таких же бойцовских позиций смотрит писатель и на реалии сегодняшней жизни. Книга "Оболганная империя" уже одним своим названием определяет авторское отношение и к разрушенному предателями и врагами великому нашему государству, и к самим клеветникам России. А на мрачном фоне всех этих "перестройщиков-реформаторов" одновременно показывает истинных патриотов Отечества разных эпох, посылая читателям луч надежды на то, что именно благодаря таким людям Россия все-таки рано или поздно встанет с колен, как случалось уже не раз. Только за это нужно бороться: "Будем бодрствовать!.. — приводит автор прекрасные слова Ивана Аксакова. — Любовь к истине, любовь к своему народу и земле делают борьбу обязательною".
И Михаил Лобанов продолжат борьбу, обретая на своем жизненном и творческом пути множество верных последователей. Это и молодые литинститутцы, которых профессор Лобанов учит в студенческой аудитории, и уже довольно маститые русские литературные критики, тоже выросшие из его благодарных учеников, и, разумеется, читатели его мудрых книг, которым близки и созвучны воззрения автора. А то, что книги его и сегодня так же востребованы, как прежде, а может, еще и шире, подтверждает хотя бы и тот простой, приведенный в начале заметки факт, что даже в одном издательстве они выходят вослед друг другу. Но если сборник "Оболганная империя" — в серии "Старая гвардия", то объемный труд о Сталине — напрямую в рубрике "Политический бестселлер". Так оно и есть, что вполне подтверждает тот интерес, который проявлен читателями и к этой книге.
Сколько написано и сказано ныне о Сталине! И восторженного, и уничижительного, и доброго, и откровенно злого… У Михаила Лобанова — свой, отличающийся от таких рассуждений, ход. Это — тщательно изученные и прокомментированные опытным публицистом, писателем, критиком живые свидетельства об Иосифе Виссарионовиче Сталине, а также подлинные документы, относящиеся к его многогранной деятельности. Остается лишь поразиться тому, сколь долго и тщательно, с каким вниманием и упорством собирал все эти материалы автор, чтобы затем выстроить из них цельную, захватывающую, а главное — убедительную книгу!.. Я слышал о ней уже много отзывов — и не один из них не обошелся без примечания: это работа настоящего мастера.