Так с какой ситуацией мы имеем дело? Удержит ее власть или нет, за счет чего удержит… Согласитесь, что анализировать это можно только после того, как будет определен масштаб ситуации. Масштаб же ситуации определяется как самими событиями, так и их осмыслением. Осмыслением занимаются те, кто располагает и аппаратом (средствами изучения проблемы), и сведениями о состоянии дел.
Джордж Сорос располагает, безусловно, и тем, и другим. Да и остальные участники нью-йоркского закрытого обеда — тоже. Сорос, адресуясь еще просто к самим событиям, а не к их пониманию, фокусирует внимание прежде всего на одном событии. На произошедшем 15 сентября 2008 года крахе Lehman Brothers. То, как он фокусирует внимание именно на Lehman Brothers, побуждает меня провести параллель между 15 сентября 2008 года, когда грохнулись эти самые "Brothers", и 11 сентября 2001 года, когда грохнулись не "Brothers", а "Twins". Можно сказать, что рухнувший Lehman Brothers — это в каком-то смысле аналог рухнувших "близнецов". С той лишь разницей, что этот, несравненно более могущественный и важный, чем "близнецы", объект был атакован не самолетами, а иными средствами. Средствами с принципиально более высокой сложностью и столь же более высокой поражающей способностью.
Итак, аналогия между 15 сентября 2008 года и 11 сентября 2001 года правомочна. Но с одной оговоркой. 15 сентября 2008 года — это аналог 11 сентября 2001 года, имеющий гигантский повышающий коэффициент. Может быть, этот коэффициент равен 1000, а может быть — 100000. Но в любом случае, 15 сентября 2008 года — это супер-, гипер-, мегааналог 11 сентября 2001 года.
Тротил разорвет ваше тело на куски. А жесткое рентгеновское излучение убьет каждую клетку вашего тела, и поначалу вы этого не заметите. На что похожа мировая экономика после 15 сентября 2008 года? Вы помните знаменитую фотографию отравленного полонием Литвиненко, обошедшую все газеты? Представьте себе, что в постели лежит не конкретный Литвиненко, а вся эта мировая экономика.
ТАКОВА СИТУАЦИЯ. Премьер-министр РФ Владимир Путин называет эту ситуацию "непростой" и выражает уверенность в том, что она будет удержана. А Сорос и другие, собравшись на обеде в Колумбийском университете, называют ситуацию "коллапсом" и проводят аналогию между этой ситуацией и нашей "перестройкой-1", то есть катастрофой регресса и рассыпания.
Ситуация, о которой говорит Путин, и ситуация, о которой говорят Сорос и другие, — это одна и та же ситуация! С той лишь разницей, что Путин говорит о ситуации в сегменте мирового хозяйства, именуемом Российская Федерация, а Сорос и другие говорят о ситуации во всем мировом хозяйстве, рассматриваемом как целое.
Так как же эта ситуация во всем мировом хозяйстве может быть коллапсом, катастрофой регресса и распада (глобальной перестройкой, напоминающей коллапс СССР), а ситуация в отдельном сегменте этого хозяйства в то же время может быть всего лишь "непростой"? Как может быть, чтобы целое падало вниз, и дна не было видно, а часть этого целого испытывала определенные трудности, и не более того?
Это может быть только в случае, если часть отделится от целого, отгородится от него разного рода экономическими стенами. Однако ни о чем подобном речь не идет. Наши реформаторы продолжают гордиться тем, что они очень прочно вписали российскую экономику в глобальную экономику. Но прочное вписывание — означает изоморфизм процессов, происходящих в части и целом. У целого коллапс (коллапс — это специальная, особо опасная разновидность катастрофы) — и у части, прочно вписанной в это целое, будет тот же коллапс. А как иначе-то?
27 февраля 2009 года премьер-министр Владимир Путин выступает перед "Единой Россией" и говорит о непростой ситуации, которую мы в состоянии удержать, и о том, что катастрофы не будет.
А 25 февраля 2009 года министр финансов Алексей Кудрин заявляет, что доходы бюджета-2009 упадут на 42% по сравнению с прошлым годом. Что эти доходы составят всего 6,3 триллиона рублей. А расходы должны достичь 9,3-9,5 триллиона рублей. Таким образом, дефицит бюджета составит 8% ВВП (более 3,2 триллионов рублей). Что-нибудь в районе 80 миллиардов долларов… Чем будет покрываться этот дефицит? Сокращением расходов бюджета? За счет чего и кого? Кредитами? Кто их даст и на каких условиях?
26 февраля (то есть за день до выступления премьера В.Путина перед "Единой Россией") министр финансов А.Кудрин, выступая на коллегии Федеральной налоговой службы, сказал также о ценах на нефть: "Даже если цена пойдет вверх и будет не 41 доллар за баррель, а 44 доллара за баррель или даже 50-55 долларов за баррель, то ВВП всё равно будет падать".
Кудрин сказал также, что нового "нефтяного дождя" в ближайшие годы ожидать не следует: "Таких цен и такого спроса на нефть в ближайшие 3-5 лет не будет".
Правительственный прогноз падения ВВП на 2,2% при условии цены на нефть 41 доллар за баррель (примерная нынешняя цена) тем самым закрепляется в качестве долгосрочного прогноза (прогноза на 3-5 лет, если верить Кудрину). Каково же в этом случае будет совокупное падение ВВП Российской Федерации?
Во-первых, для его оценки недостаточно просто перемножить 2,2% годового падения на 3 или 5 лет. Падение вследствие уменьшения абсолютного значения ВВП будет возрастать, и за 5 лет может составить не 11%, а процентов 15-16.
А во-вторых, кто сказал, что в условиях коллапса (и определенных международных манипуляций, которые я описал в предыдущей статье этого цикла) цена на нефть не составит 25 или даже 20 долларов за баррель? А ведь мировая конъюнктура знавала и более низкие цены. Насколько в этом случае упадет ВВП? И чем является его падение за пятилетку на 25% — непростой ситуацией или катастрофой? Насколько ВВП должен упасть для того, чтобы ситуация называлась катастрофической? А ведь дело, как мы понимаем, не сводится к одному лишь падению ВВП.
Алексей Кудрин — холодный, рациональный человек, не склонный к драматизации. Он министр финансов в правительстве Владимира Путина. И он — одна из ключевых фигур в команде Путина. Кудрин никогда не выходит за рамки своих прерогатив. Но в рамках этих прерогатив он способен отстаивать свою позицию, пользуясь особым, исключительным доверием премьера. Возможна ли его отдельная от Путина политическая игра?
В принципе, ситуация столь экстраординарна, что возможно многое. Но вероятность такой отдельной игры Кудрина крайне низка! Так что же? Кудрин называет некие вполне экстремальные параметры нынешней ситуации, а Путин называет эту ситуацию "непростой" и "удерживаемой". А как ее удерживать при таких параметрах? Известны две возможности — внешние заимствования и коллективное "затягивание поясов".
Но чтобы эти "пояса" начать затягивать коллективно, нужно очень и очень многое. Нужно глубокое и показательное самоограничение со стороны богатых (имевшее, кстати сказать, место при Рузвельте, предложившем такое лекарство от катастрофы того времени в США).
Нужен политический язык, на котором можно говорить с бедными. На каком языке говорили Рузвельт в эпоху экономической катастрофы в США или Сталин в эпоху военной катастрофы 1941 года — известно. Это был один и тот же, почти евангельский, язык глубочайшего уважения к тем, кому наиболее тяжело. Никто им не рекомендовал выживать по принципу "спасение утопающих — дело рук самих утопающих". Как бы жестоко с ними ни обращался Сталин — у них была конкретная карточка, позволяющая в подавляющем большинстве случаев хотя бы не умереть с голоду. И Рузвельт в тяжелые годы поступал сходным образом в том, что касалось материального обеспечения неимущих.
Что же до морального и иного "обеспечения", то тех, от кого ждали стойкости перед лицом особых лишений, называли братьями и сестрами. На каком сейчас языке к ним будут обращаться теперь? "Неуспешные и никчемные, к вам обращаюсь я, лузеры мои!"?
Ситуация-2009 пока что абсолютно неэластична. Богатые требуют от власти разнообразного покрытия своих разнообразных издержек. Бедные, видя это, никак не хотят санкционировать снижение своего нынешнего, уже предельно низкого, социального статуса. Ведь дальнейшее снижение этого статуса и впрямь граничит с чем-то наподобие "царя-голода", описанного Леонидом Андреевым. И, кроме того, нестерпимый вообще царь-голод становится абсолютно нестерпимым в существующем климате, при котором нет ни самоограничения богатых (что, конечно же, самое главное), ни адекватного политического языка для бедных (что тоже крайне немаловажно).