Сильная сторона христианства - его мощная духовная составляющая, однозначное провозглашение первенства идеалов над материей. И если мы будем рассматривать историю человечества как историю осознания им своего предназначения, то христианской религии принадлежит заслуга мощного рывка вперёд в этом процессе. В сущности, христианство есть плод развития общественной мысли дохристианского периода. На протяжении веков и тысячелетий человечество эмпирическим путём вырабатывало систему ценностей, сответственную нашей природе. В Библии и творениях отцов церкви христианство смогло эту систему ценностей сформулировать и закрепить. Спустя несколько веков после смерти Иисуса Христа, в ходе ряда Вселенских соборов христианские предания были отредактированы и приведены к их нынешнему виду. (А всё противоречащее утверждённой канве объявлено "апокрифичным", то есть недостоверным.)
"…Религиозная проблема - это не проблема бога, но проблема человека; религиозные формулировки и символы являются попыткой выразить определённые виды человеческого опыта" (Э. Фромм).
Многие ли из наших ближних способны овладеть высокими философскими материями? А православная церковь - это готовый авторитет, который преподаёт понятные и естественные нравственные принципы. Отсюда - очевидная необходимость не борьбы с церковью и религией, но всемерной её поддержки в интересах общества. Поистине, как пишут авторы "Проекта Россия": "Если людьми двигают верования, необходимо формировать нужные верования" ("ПР", кн. 1).
С общечеловеческой точки зрения, христианство есть безусловное благо. Просто на нём история не заканчивается. Религии для человека - недостаточно.
"Церковь - это нечто половинчатое. Церковь - это слишком мало для нас. Нам нужно намного больше…" (Ю. Эвола).
4
Те, кто стремится пойти дальше, за рамки слепой веры, найдут для себя путь. (Поэтому у церкви не должно быть монополии на истину, как в средние века.) Но раз на практике христианская церковь делает то дело, которое объективно является самым нужным и правильным, раз её работа ведёт к развитию духовности среди людей - значит, церковь следует рассматривать как союзника. И надеяться на ответное понимание.
Ведь и церковь выделяет среди "язычников" тех, кто живёт праведной жизнью в её христианском понимании: "потому что не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут, ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их…" (Рим. 2:13-15).
"Христианские апологеты древней Церкви стояли на той точке зрения, что Спаситель как Логос, Слово Божие - говорил и язычникам. Святой Иустин Философ делал даже такую резкую формулу, что "те, которые жили согласно со Словом, суть христиане, хотя бы и считались за безбожников"," - отмечал Л. А. Тихомиров.
"…Дух Христов может действовать и через неверующих. Будучи неверующими, они могут делать дело Христово," - писал В. С. Соловьёв.
К аналогичному выводу приходят и авторы "Проекта Россия" (тем более ценному, что он следует после нескольких сотен страниц христианской апологетики):
"Полезность человека делу должна определять не конфессия (от лат. confessio - исповедание), а его искренность и глубина понимания. Выходит, если, например, мусульманин в целом разделяет наше понимание мира и технологию действия, ничто не мешает ему участвовать в общем деле. Как это согласуется с его официальной верой, пусть каждый решает сам" ("ПР", кн. 3).
Что ж, действительно, во многом всё это - споры о словах. "…Весь вопрос не в том, возвратится ли человек к религии и вере в бога, но в том, живёт ли он в любви и мыслит ли он по истине. Если это так, то употребляемые им символические системы второстепенны" (Э. Фромм).
5
А мы теперь продолжим размышления о смысле жизни.
Обратим внимание на ограниченность нашей концепции, изложенной выше. Мы ответили на вопрос: "как жить?". Но ведь есть ещё и вопрос: "почему?".
В самом деле, почему вообще происходит процесс эволюции? Почему "жизнь такова, какова она есть, и больше никакова?" Мы не были бы людьми, если бы не стремились найти ответы и на эти вопросы тоже.
Что ж, попробуем подняться на следующий уровень осмысления.
Примем как эмпирическую данность то, что в окружающем мире существуют две основные взаимосвязанные тенденции: энтропия и усложнение материи.
Говоря об энтропии, вначале отметим, что любая деятельность, к чему бы ни применялось это слово, сопровождается перераспределением энергии в пространстве. Энергия всегда рассеивается, вместо высокой концентрации её в одной точке она в меньшем количестве распределяется в окружающей эту точку среде. Костёр прогорает, и вместо дров остаются дым, пепел, тепловое излучение. Землетрясение производит чрезвычайно сильное воздействие на поверхности Земли, но с каждым землетрясением сейсмический потенциал планеты уменьшается. Звезды, отдав свою энергию космосу, рано или поздно гаснут навсегда.
"Но "всё, что возникает, заслуживает гибели". Может быть, пройдут ещё миллионы лет, народятся и сойдут в могилу сотни тысяч поколений, но неумолимо надвигается время, когда истощающаяся солнечная теплота будет уже не в силах растапливать надвигающийся с полюсов лёд, когда всё более и более скучивающееся у экватора человечество перестанет находить и там необходимую для жизни теплоту, когда постепенно исчезнет и последний след органической жизни, и Земля - мёртвый, остывший шар вроде Луны - будет кружить в глубоком мраке по всё более коротким орбитам вокруг тоже умершего Солнца, на которое она, в конце концов, упадёт. Одни планеты испытают эту участь раньше, другие позже Земли; вместо гармонически расчленённой, светлой, тёплой солнечной системы останется лишь один холодный, мёртвый шар, следующий своим одиноким путём в мировом пространстве. И та же судьба, которая постигнет нашу солнечную систему, должна раньше или позже постигнуть все прочие системы нашего мирового острова, должна постигнуть системы всех прочих бесчисленных мировых островов, даже тех, свет от которых никогда не достигнет Земли, пока ещё существует на ней человеческий глаз, способный вопринять его," - писал Ф. Энгельс.
Иными словами - "фарш невозможно провернуть назад". Энтропия в неживой природе необратима - для того, чтобы вновь сконцентрировать в некой точке большее количество энергии, чем в окружающем её веществе, необходима ещё более значительная затрата энергии, которая должна откуда-то взяться. Исходя из этой концепции, рано или поздно процесс необратимого рассеивания энергии завершится так называемой "тепловой смертью" Вселенной. При всеобщем одинаково низком уровне энергонасыщенности невозможно будет никакое изменение, никакая деятельность, никакая жизнь.
6
Но есть и другая тенденция, представленная процессами усложнения, идущими в природе. И наиболее удачно эти процессы происходят там, где есть жизнь. Любое растение создаёт сложнейшую биомассу из самых простых минералов и солнечной энергии, то есть на основе таких факторов, которые неспособны развиться во что-то новое сами по себе. Усложнение нарастает по мере усовершенствования живых организмов, и наибольшим потенциалом здесь обладают разумные существа.
Современные исследования И. Пригожина показывают: процессы перехода от простого к сложному не менее распространены в природе, чем процессы энтропии! Не существует чёткой грани между живой и неживой природой, между наличием и отсутствием разума - это лишь названия, которые мы присваиваем отдельным этапам непрерывного процесса усложнения.
В "Проекте Россия" утверждается, будто бы эволюция "…предлагает понимать жизнь случайно возникшей плесенью" ("ПР", кн. 2). Нет, не случайно! Жизнь и разум есть проявления фундаментального закона бытия - закона усложнения, противодействующего закону роста энтропии.