На вкус и цвет, говорят, товарищей нет. Когда это было… Сейчас на цвет точно есть товарищи. По принципу цвета даже объединения разные: зелёные, голубые, оранжевые. Некоторые цвета одним названием пугают власти. Красные, например. Да и оранжевые нагоняют страху. Ну, как революции? Того или другого цвета? А оранжевая революция в России, в ее столице, по крайней мере, уже произошла. Она если не ползучая, хотя местами, вполне, что и ползком, а крадущаяся. С тюльпановым запашком. Гастарбайтеры в оранжевых робах из региона, где тюльпановая революция уже свершилась, в таком количестве в столице, что понимаешь: оранжевая революция уже произошла! Не надо бояться их прихода! Они уже здесь! Где крадучись ходят. Где ты мимо них крадучись. Кабы чего не вышло. Или не вошло.
Революция роз превратилась для соседей революционеров в революцию слёз. А пламенные революционеры стали пламенными эволюционерами. Наблюдаешь трансформацию мечты некоторых граждан. Хотел стать летчиком, стал налетчиком. Хотел, декларировал, по крайней мере, счастье для людей, за что и боролся. Но завоевал благополучие для себя и вполне довольствуется. Пафосно кричал народу: "Так жить нельзя!" Сейчас, самодовольно мурлыкая, констатирует себе и близким: "Так жить можно".
Ну и на вкус товарищи нынче есть. Те, что любят есть. Собираются любители лобстеров, ценители креветок, поклонники клубники со сливками. Это товарищи на вкус. Именно вкусовые рецепторы собрали их вместе.
А что касается цвета, то краска стала одним из самых необходимых элементов нашей жизни. Красители-украшатели. Продукты питания- с красителями. Пусть мясные продукты будут похожи на мясо по цвету, ягодные джемы пусть по окраске напоминают ягоды, в честь которых эти джемы названы, на чем сходство их и исчерпывается. Пусть эти раскрашенные продукты будут ядовиты и для здоровья вредны, зато красивы. Погнались за красотой, пленились яркостью- в результате сгубили здоровье.
Девушки себя тоже тем украшают, что здоровью вредит. Юноши польстились на приукрашенную действительность, а продолжать род и не могут: красота потребовала именно этой- главной жертвы- и снимает жатву не родившимися детьми или родившимися больными.
О чудесных превращениях свидетельствует писание. Бывали. А если ранее бывали, значит, и ныне бывают. Ведь жизнь- процесс обновляющийся. Как, например, в немцев превратились либералы. Сейчас, с отменой графы и не больно зафиксируешь это превращение. А вот посредством устного народного творчества - вполне. Либерал стал немцем в пословице "что русскому хорошо - то немцу смерть", что немцу хорошо - то русскому смерть. Что либералу хорошо, то русскому - смерть.
Абрамович заявляет, что он в первую очередь еврей, а потом уже россиянин. А в какую очередь он- чукча? Все ли страны и нации и народности записались в очередь на право сообщества с Абрамовичем? И кто к кому записывает или записывается: народы к абрамовичу или абрамович к народам? Граждане абрамовичи везде - этистранцы. "Эта страна по гроб мне должна",- их кредо.
А я вот "в своей стране словно иностранец". С коллегой озираемся, смотрим друг на друга, и, не сговариваясь, смеемся. Мы с ней выглядим совершенно вызывающе среди новодворских всех возрастов и чубайсов всех весовых категорий. "Нас с тобой сейчас просто выведут, мы нарушаем их полное однообразие и этнический баланс. Ну я-то - хоть за татарку могу сойти, а ты как крест в логове дьявола, тебя точно сейчас выведут", - злорадствует она. А ведь присутствовали мы на присуждении литературной премии, финансовая наполняемость которой имеет государственную составляющую, то есть наполняемую нами. Наполняем мы - получают они. А хочется придти к Ваксельбергу, кулаком по столу, и строго так: "Яйца на стол!"
Кризис-не кризис, мы в убытке, они при достатке. Америка все последние годы печатала 100 долларовые денежные купюры себестоимостью центов 5. То есть даже не мыльный пузырь, а нано: из микрочастицы надувают, выглядит значительным, а как микро было, так и осталось. Такого рода пузырей человечество еще не знало. Но оно нам нано?
Александр Проханов - Николай Левичев ОБЩЕЕ ДЕЛО - НА ОБЩЕЕ БЛАГО
Александр ПРОХАНОВ. Николай Владимирович, вы - видный политик, руководитель думской фракции "Справедливая Россия". Участвуете в законодательном процессе, влияете на решения Президента. Как вы стали политиком? Стечение обстоятельств, страсть к политической игре, желание реализовать свое видение страны?
Николай ЛЕВИЧЕВ. Александр Андреевич, пожалуй, однозначного ответа у меня нет. В судьбе любого человека играет роль множество случайностей, которые в итоге определяют жизненный выбор. В советское время я был близок к молодежной политике, выявлял таланты среди творческой молодежи. Потом занимался книгоиздательством. Летом 2001 года Сергей Михайлович Миронов, с которым я был знаком с детства, стал членом Совета Федерации от Законодательного собрания Петербурга. Моя первая встреча с ним в Москве состоялась 11 сентября, когда все экраны полнились апокалиптическим зрелищем "боингов", пробивающих башни, а мы говорили с ним о жизни, о необходимости собрать вместе активных людей, способных вывести страну на путь возрождения. Очень скоро Миронов стал Председателем Совета Федерации, и эти наши разговоры превратились в намерение создать политическую партию, творческую по духу и созидательную по миссии.
Помню, в то время вокруг Сергея Михайловича забегали люди, принося в его кабинет папочки, где лежали регистрационные документы так называемых "законсервированных" партий. Я сказал тогда, что на "политических консервах" будущего не построить, и мы стали создавать новую, авангардную, если угодно, организацию. Встречались вечерами, я приходил со своими предложениями, выступал в роли советника. Как надо строить партию, я не знал, но как не надо - знал точно. Мы вырабатывали современную идеологию, тщательно подбирали актив. Выбрали место, где в марте собрался Оргкомитет - Красная площадь, дом 1, Исторический музей. Державный символ Кремля и вся неисчерпаемость российской истории. В оргкомитет вошли доктора наук - экономисты, философы, социологи. В конце июня родилась Российская партия Жизни. Позднее к нам примкнули "Родина", Партия пенсионеров, и мы избрали для этого родственного союза название "Справедливая Россия". Ибо справедливость является высшей ценностью российского народа, содержанием его религиозных и культурных чаяний.
Для воплощения этих идеалов лучшей политической философией из традиционного политического спектра сегодня служит социал-демократия. Знаком нашего признания стало принятие "Справедливой России" в мировое социалистическое движение - Социнтерн.
У истоков нашего движения стоял выдающийся русский актер Евгений Семенович Матвеев, который на учредительном съезде партии Жизни произнес очень эмоциональную речь о русской духовности, которая стала его моральным завещанием. Вот так, если кратко, я и стал политиком.
А.П. Вы - представитель власти. Вы действуете в поле власти. Что она для вас, эта субстанция власти? Возможность повелевать, воздействовать на общественное сознание, реализовать свой личный или общественный проект? Или некое бремя, которое возложила на вас судьба, "терновый венец власти"? Как вы чувствуете эту категорию?
Н.Л. В условиях разделения ветвей власти в законодательном органе, тем более - находясь в оппозиции, сакральности власти не ощущаешь. Но приведу вам только один пример, когда я вдруг ощутил эту властную субстанцию, хотя и на мизерном уровне. Я окончил университет, работал в Оптическом институте, и меня профком назначил на летние месяцы руководителем подросткового лагеря на Карельском перешейке. Три деревянных домика, палатки, клуб-столовая - вот и вся резиденция. Персонал из таких же, как я, молодых специалистов расставил кровати, ждем детей. Мне позвонили из профкома: "Автобусы с детьми выехали". А меня вдруг оторопь взяла: сто детей приедут почти в пустыню под мою ответственность. Как заставить это буйное племя подчиняться? Мне двадцать три года, детям от четырнадцати до восемнадцати. Я их увижу впервые. А ну, как взбунтуются? Ребята приехали, расселись, "сверлят глазами", я стал объяснять им правила распорядка. И по мере того, как я говорил, крепло ощущение, что они покоряются моей воле, признают мое лидерство как данность. Потенциальный, заложенный в них бунт не оформился в волеизъявление. Способность удержать инстинкты толпы, направить чужую волю в русло своей - это мое первое реальное ощущение власти, которое потом иногда повторялось. Но мой личный опыт в этом плане незначителен. Больше приходилось смотреть со стороны, попадая то в коридоры Смольного, то на ковровые дорожки Кремля. Власть - это ситуация, когда множество людей добровольно подчиняются некоему персонифицированному институту.