Принудительное внешнее объединение внутренне обособленных и самостоятельных единиц, вошедшее в плоть и кровь русской культуры, проявляется и как симбиоз ее носителя с государством, самоидентификация отдельной личности как части не только страны, но и государства, причем ее права воспринимаются как заведомо подчиненные интересам страны, воплощаемым в себе государством.
СИМБИОЗ ЛИЧНОСТИ С ГОСУДАРСТВОМ, НО НЕ ГОСУДАРСТВА С ЛИЧНОСТЬЮ
Государство воспринимается не как наемный управленец, но как самостоятельная и высшая по отношению в обществу, которое оно скрепляет, спасает от опасностей и развивает, ценность.
Подобно тому, как глубоко религиозный человек, как правило, не является целостной, законченной личностью, так как добровольно делегирует часть своей личности на небеса, лишаясь тем самым этой части и суверенитета над собственной жизнью, - так и русский человек делегирует часть своего "я", своего самоосознания государству и вообще "начальству", выступающему представителем и олицетворением последнего и устанавливаемых им порядков (даже в сугубо частных структурах).
Интересно, что сами слова "начальство" и "начальствовать", означающее буквально "давать начало", уже свидетельствует о непропорциональной роли всякого внешнего (относительно отдельно взятой личности) управления для россиян.
Симбиоз личности с государством исключительно важен для понимания практических особенностей нашей культуры.
Именно в этом заключается секрет колоссальной эффективности и жизнестойкости носителя русской культуры, действующего "заодно" со своим государством (в этих случаях, действительно, "нам нет преград ни в море, ни на суше"). Именно в этом заключается секрет его же полной беспомощности и неспособности даже к элементарной самоорганизации (русские - единственный народ мира, так и не создавший своей диаспоры в США) и самозащите в ситуациях "оставленности" государством, которые по своим трагическим последствиям напоминают последствия "богооставленности" для истово верующих. В ситуациях же, когда государство по тем или иным причинам становится врагом своего народа, носители русской культуры и вовсе оказываются абсолютно беспомощными до "последнего предела" (а порой и за ним); в этом одна из причин исключительно высокой роли инокультурных элементов в массовых (и особенно успешных) выступлениях против государства.
Ощущение государства, даже явно враждебного личности, тем не менее как "своего" - одна из самых поразительных особенностей русской культуры, носители которого с легкостью прощают руководителям страны (да и любым "начальникам", являющимся их отражениями) то, десятую долю чего они не прощают своим ближайшим родственникам и друзьям! Ярким проявлением этой особенности является привычка называть государство и чиновников словом "наши", которое в сочетании с площадной бранью в их адрес производит на следящего за смыслом произносимых слов слушателя поистине глубокое впечатление.
Слитность, неразделенность личности с государством обуславливает среди прочего и объективную безнадежность пересаживания на российскую почву западных демократических институтов (и всех остальных институтов, основанных на отделенности личности от государства и от другой личности).
ОТНОШЕНИЕ К ТРУДУ: «СВЕРХЗАДАЧА», МОТИВАЦИЯ, «РУССКИЙ СПОСОБ ПРОИЗВОДСТВА»
Особенностью русской культуры является органическая неспособность ее носителя существовать без "сверхзадачи", без некоей цели, возвышающейся далеко над его повседневным существованием и придающей этому существованию философский смысл.
Если обращаться к известной притче, носитель русской культуры органически не способен не только "таскать эти треклятые камни", но даже и "зарабатывать на жизнь своей семье" - по-настоящему хорошо он может только "строить Руанский собор".
Потребность в "сверхзадаче" вместе с тягой к "справедливости" сформировали в рамках русской культуры весьма специфический тип трудовой мотивации, ориентированной на деньги лишь как символ этой справедливости.
Поэтому голое стимулирование работника рублем, что доказала вся практика последнего двадцатилетия (да и многие эксперименты с "хозрасчетом"), оказывается совершенно недостаточным, что многократно усложняет задачу системы управления. Простое для нее материальное стимулирование оказывается эффективным лишь при наличии внятно осознаваемой "сверхзадачи" (поэтому политические пропагандисты, а до них священники выполняли, по сути, непосредственно производственную функцию), но самое главное - его безусловная вторичность по сравнению с одобрением окружающих, являющимся непосредственным доказательством "справедливости" тех или иных действий одобряемого.