Только в Китае мы якорь бросим,
Хоть на пути и встретим смерть!"
Возможны две гипотезы. №1 — жизнелюбивый наивный юноша запал на жизнелюбивость Рабле. №2 — юный ученик признал в Рабле метафизического учителя. В пользу №1 говорит молодость Гумилева. В пользу №2 — то, что Рабле вызывающе антиромантичен в своей вульгарной жизнелюбивости. Это должно бы было оттолкнуть от него восторженного романтика. К услугам которого множество других (столь же жизнелюбивых, но менее антиромантичных) кандидатов на "капитанство". Что же касается молодости… А разве молодость Байрона или Лермонтова исключает то, что их поэзия проникнута тайнописью?
Гумилев, учась в Сорбонне с 1906 по 1908 год, слушал лекции по старинной французской словесности, занимался средневековыми хрониками, рыцарскими романами и — оккультизмом.
Из книги Л.Гортунга ("Неизвестный портрет Гумилева", М., 1996) узнаем, что Гумилев в рассматриваемый период "много читал Элифаса Леви и даже пытался испробовать на себе его каббалистические рекомендации" . Есть и другие свидетельства особого увлечения Гумилева именно оккультизмом Леви. Установив это, движемся дальше.
ДЛЯ ЭЛИФАСА ЛЕВИ Рабле — величайший маг, один из немногочисленных "Истинных адептов" (Eliphas Levi, Transcendental Magic: Its Doctrine and Ritual, L., 1896, p. 310, 344).
Цепочка "Гумилев—Леви—Рабле" — налицо. Гумилев "запал" не на брутальность Рабле, а на его метафизику. А тут еще — и подчеркиваемая поэтом особая опытность "капитана Рабле" в "пьяном деле"… Николай Степанович — никак не поручик Ржевский, правда?
Оракул Бутылки у Рабле, его Священная Бутылка Гермеса-Трисмегиста… Сие неизымаемо из традиции сакрального пьянства, в котором, по словам Гумилева, особо "силен" Рабле как метафизический "капитан".
В написанном позднее манифесте "Наследие символизма и акмеизм" Гумилев опять говорит о Рабле как "мэтре" (одном из столпов акмеизма). В статье о другом столпе акмеизма — Теофиле Готье — Гумилев обсуждает безудержное раблезианское веселье. Налицо прямая параллель с Бахтиным. С его раблезианской "смеховой культурой". Рабле для Гумилева — не увлечение молодости и не дань обычному жизнелюбию.
Скажут: "Мало ли в какие "метафизические тяжкие" пускались поэты вообще, а уж декаденты в особенности!"
Согласен. Но предлагаю, тем не менее, приглядеться и к определенным эксцессам этого самого декаданса, — к человеческим судьбам, как бы вращающимся вокруг подобных "эксцессов".
М.Бахтин встречался с Н.Гумилевым и А.Ахматовой на заседаниях Религиозно-философского общества (см. сборник "Анна Ахматова в записях Дувакина")… Цепочку "Религиозно-философское общество — кружок Мейера-Бахтина" мы уже рассмотрели. Что еще надо рассмотреть? То, как гумилевский акмеизм плавно перетекает в так называемый "адамизм" ("учение о новой земле и новом Адаме")? То, как Религиозно-философское общество (в работе которого участвовал М.Бахтин) плавно перетекает в так называемую "новую церковь"? То, как кружок "Воскресенье" (в который входил М.Бахтин) — опять же в эту "новую церковь" плавно перетекает?
"Новая церковь"… В ней в ночь с 24 на 25 декабря 1901 года совершили действо "причащения" Мережковский, Гиппиус и Философов. К построению этой церкви "троебратство" привлекало и В.Розанова, и Н.А.Бердяева, и много кого.
"Новую" церковь создают тогда, когда старая не устраивает. Чем? Мережковский и Ко настаивали на ИСЧЕРПАННОСТИ исторического христианства. Неспособного, в отличие от их "новой церкви", "преодолевать волей (прошу читателя запомнить, что волей! — С.К. ) вялость души" и исповедовать метафизический эгоизм ("Но люблю я себя, как Бога…").
Итак, в 1906 — 1908 годах Гумилев "раблеизируется" в Париже на основе идей Леви. А Гиппиус и Мережковский (опять же в 1906 — 1908 годах!), особо сближаясь с Борисом Савинковым, превращают свою "новую церковь" в инструмент савинковской политики.
Ключевая проблема для такого политика, как Савинков, — народ. "Ты проснешься ль, исполненный сил"… С точки зрения марксистов (как обычных, так и специфических, каковыми явно были большевики), разбудить народ можно, лишь привнеся в сознание его пролетарского авангарда — идею. Но Савинков — не на пролетарский авангард, а на крестьянский арьергард ставку делал. И не на идею, а на темную, хтоническую энергию, таящуюся в этой архаической — якобы безыдейной и антиидеальной — душе. Как получить доступ к темной хтонической энергии? К тому, что Элифас Леви, как и другие поклонники метафизики Рабле, именовали и "тайной беззакония", и "тайной Низости", и "зовом Бездны", и — мало ли еще как!