ДРАКОН ЛЕТИТ
Стратегия китайского оргоружия основывается на приоритете "с нами выгодно дружить". При этом Пекин демонстрирует максимальную толерантность к своим партнерам по вопросам их внутренней и внешней политики, за исключением экономических интересов КНР и чувствительных для него тем: тибетской, уйгурской, тайваньской.
Китай также активно развивает свое оргоружие. По всему миру при более чем ста университетах — среди них около тридцати только в США — учреждены Конфуцианские центры, создающие культурно-языковой плацдарм для китайского проникновения. Примечательно, что в России Конфуцианские центры создаются прежде всего в пограничных с Китаем регионах (Благовещенск, Новосибирск). Интересы значительной части экономической и административно-политической элиты в приграничных с КНР регионах сильнее завязаны на отношения с соседом, чем с "материковой Россией". В Юго-Восточной Азии Пекин перешел к формированию элитных групп, интегрированных в "Большой Китай". Нынешнее поколение политиков, например, Лаоса и Кампучии получило образование в Китае. Интересы их семей настолько связаны с КНР, что даже свои отпуска они проводят на китайских курортах.
Пекин делает ставку на долгосрочные экономические интересы властных групп, в том числе и оппозиционных, договариваясь и эффективно сотрудничая с различными типами режимов. Так, в результате переворота в Таиланде, когда влиятельный премьер Таксин Чинават (сам наполовину китаец) был отстранен от власти, отношения Пекина с Бангкоком не пострадали. Точно так же Пекин поддерживал стабильные отношения с королевским режимом в Непале в период его противостояния с партизанами-маоистами. Показательно, например, что Саудовская Аравия создает значительные преференции китайскому бизнесу в том числе из-за толерантности Пекина, по сравнению с Вашингтоном, к действующей в королевстве социально-политической системе.
В странах "третьего мира" китайские ресурсодобывающие компании оказываются конкурентоспособнее западных. Они приносят не только прямую занятость, но и косвенную — посредством идущих за ними китайских компаний. Поскольку местная промышленность не развита, они вытесняют более дорогой импорт, прежде всего европейский.
Однако подобная привязка своего влияния к экономическим аспектам сотрудничества таит для Китая ряд ограничений. Когда экономическое сотрудничество ударяет по интересам местного населения, эффективность китайского оргоружия падает. Характерным примером для стран Африки является сельское хозяйство. Китай инвестирует в долгосрочную аренду или покупку земельных участков для выращивания биотоплива. В частности, в Конго по соглашению с правительством Пекин создал самую большую пальмовую плантацию в мире — 2.8 млн. га, что привело к вынужденному переселению проживавших на этих территориях крестьян. Аналогичные переговоры китайское правительство ведет с Замбией, в результате чего местная оппозиция выступила с резкими антикитайскими заявлениями. Другим элементом формирования негативного отношения к Пекину является использование китайской рабочей силы. Так, в Африке только в сельском хозяйстве трудится более миллиона китайцев. Аналогичная негативная реакция связана с китайским засильем в торговой сфере Латинской Америки. Таким образом, экономическая доминанта международной экспансии Пекина является одновременно и причиной значительных рисков для китайского оргоружия.
Стоит понять, что кремлевский проект "суверенной демократии" — это, по сути, четко сформулированный китайский подход "экономики без вмешательства". Однако сегодняшняя структура российской экономики не совсем подходит для этой идеологии. Дело в том, что Москва не предлагает сложные мультипроектные бизнес-решения для стран, в которых российские корпорации покупают активы. А без этого Россия оказывается в лучшем случае продавцом военных самолётов и вертолётов.
НАДО НАЧИНАТЬ ЗАНОВО
В основе советского оргоружия лежала построенная на коммунистической идеологии модель развития со своими стандартами и критериями. В свою очередь, эта модель опиралась на различные инструменты. Само создание Восточного блока и сильного просоветского левого движения в Западной Европе и в Третьем мире было бы невозможно, если бы не наличие соответствующего кадрово-идеологического потенциала. СССР имел значительное количество специальных интеллектуальных институтов (аналогов западных "think tanks"), работавших, в том числе, и на внешнеполитическом направлении. Например, существовал закрытый Институт общественных наук, где готовились именно лидеры, были и другие центры подготовки кадров, в том числе для подпольной работы в зарубежных странах. Благодаря этому Москва играла роль мировой кадровой кузницы для левого движения.
Проблема кадров тесно связана с проблемой идеологии. Советский Союз вряд ли сумел бы расширить свое влияние в мире, если бы не соответствующие продукты (идеологическое ноу-хау, моральный капитал, проекты развития), которые его сторонники могли реализовывать в своих странах. В этом плане показательно, что в окружении Саакашвили есть значительное число выпускников лучших российских вузов. Однако, не имея альтернативных предложений со стороны России, они полностью вписались в существующую грузинскую модель.
Элементом системы советского оргоружия являлась и разветвленная на международном уровне (с многочисленными филиалами и "дочками") партийная структура. Поскольку у Москвы на современном этапе нет ни соответствующей партийной структуры ("Единая Россия" является в лучшем случае карикатурой на позднюю КПСС), ни структуры аналитических центров, потенциал ее "оргоружия" и в этой сфере значительно уступает не только конкурирующим системам, но и советскому опыту.
Вне зависимости от своего отношения к тому или иному политику на постсоветском пространстве, Москва не сумела вырастить "замену" для этих стран. Во-первых, соответствующие потенциальные лидеры не получают никакого статуса, позволяющего им "оставаться в рейтинге". В этом плане можно было бы дать второе дыхание полумертвым политическим структурам. "Единая Россия" могла бы быть спонсором структур, принимающих на баланс наиболее рейтинговых оппозиционных иностранных политиков. В свою очередь, другие проекты Кремля — от "Справедливой России" до ЛДПР и КПРФ — могли бы вести политиков из стран, с которыми Москва жестко конфликтует.