И.Ш. Думаю, что каким-то непредсказуемым образом русские вернутся на землю. Может, даже в результате страшных городских катастроф, полной безработицы и вымирания в городах побегут спасаться на землю. Всё-таки именно земля спасёт русский народ.
Владимир Винников ЧЕЛОВЕК СЕРДЦА
В Белграде на 71-м году жизни от инфаркта миокарда скончался Милорад Павич — человек, приоткрывший не только сербам и русским, но и всему людям Земли двери в будущее. И не его вина в том, что именно оказалось за этой дверью.
Опубликованный им еще в 1984 году "Хазарский словарь" фактически предрекал гибель и Югославии, и Советского Союза. Мог ли писатель быть посвященным в планы тех, кто готовил и осуществлял эти смерти, замаскированные под самоубийства? Вряд ли. Мог ли он разделять эти планы, сочувствовать и содействовать им? Разумеется, нет. Но в том, что он увидел их своим зрением настоящего художника, зрением мудрого сердца, и воплотил это видение в текст — пусть даже трижды "постмодернистский" — не вызывает никакого сомнения.
"Несть пророка в своем Отечестве", — гласит евангельская истина. Предостережения-пророчества Павича не были услышаны — во всяком случае, теми, кто должен был их услышать, понять и принять соответствующие меры. До поры до времени всё его творчество воспринималось как артефакт богатого писательского, поэтического воображения. И только потом наступило безнадежно запоздавшее и вроде бы никому уже не нужное прозрение. Такое же, как и всемирная слава, настигшая в середине 90-х Милорада Павича, представителя "двухсотлетней сербской литературной династии".
"Я был самым нечитаемым писателем своей страны до 1984 года, когда вдруг за один день превратился в самого читаемого. Я написал первый роман в виде словаря, второй в виде кроссворда, третий в виде клепсидры и четвертый как пособие по гаданию на картах таро. Пятый был астрологическим справочником для непосвященных... С течением времени я всё меньше чувствую себя писателем написанных мною книг, и всё больше — писателем других, будущих, которые скорее всего никогда не будут написаны", — сообщал он в своей автобиографии.
Нет, писать Павич не переставал. "Внутренняя сторона ветра", "Последняя любовь в Константинополе", "Звездная мантия", "Вывернутая перчатка", "Семь смертных грехов", "Уникальный роман", "Свадьба в купальне", "Другое тело", "Бумажный театр" и последнее из законченных им произведений, "Мушка", — вне всякого сомнения, обогатили и дополнили не только наши представления о творчестве писателя, но и сербскую (даже европейскую) литературу.
Но всё это, наверное, навсегда останется в тени "Хазарского словаря", написанного Милорадом Павичем от полноты своего скорбящего сердца. "Кто бы ни открыл [эту] книгу, вскоре оставался недвижим, наколотый на собственное сердце, как на булавку", — эти слова из "Хазарского словаря" можно легко применить и к его собственной судьбе.
Одним человеком Сердца на планете Земля стало меньше. Но на его книгах вырастут новые люди Сердца.
Александр Лысков ПО СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ—3
Завершаем серию репортажей нашего корреспондента из Смоленской области («Завтра», 2009, № 47-48).
Когда мои случайные спутники "товарищ генерал" и "гусар" услыхали, что я еду в женский монастырь, они, во-первых, восхитились, во-вторых, рассказали анекдот о монашках, и в-третьих, стали уверять меня, что в женский монастырь "мужиков" не пускают. Уговаривали не давать крюка — сразу взять курс на Десногорск, к Смоленской АЭС.
Осмеянный, напутствуемый ядреными армейскими шутками, я распрощался с бравыми отставниками и сделал по-своему: через два часа пути в сплошном дожде вышел из машины на окраине Вязьмы у ворот Иоанно-Предтеченского монастыря.
Кстати, это только в народе добавляют к названию монастыря слово женский. В церковной среде таких уточнений не требуется. Ибо и в мужском, и в женском все едино — братья и сестры.
И за оградами мужских монастырей много женщин — кухонных работниц, уборщиц, прислужниц. И в женских обителях священником мужчина. И любым другим особям сильного пола путь не заказан. Только осени себя крестным знамением у надвратной иконы, и смело входи, смело останавливай первую попавшуюся монахиню в черном одеянии, выкладывай свою надобность.