Ю.Е. Мы знаем, что в советское время была Чечено-Ингушская республика. И все стратегические отрасли, вся экономическая инфраструктура располагались на территории Чечни. Когда мы разделились, у нас мало что оказалось. Что скрывать, основным заработком у людей были эти самые "шабашки". Хотя была сильная научная, творческая интеллигенция. Сегодня "модернизировать", то есть улучшать какие-нибудь крупные производства или отрасли, невозможно, ибо их нет. Нужно всё создавать заново. И уже кое-что создано. И вокзал, и аэропорт, и гостиницы, и главное — новая столица Магас с прекрасными современными зданиями. Поэтому модернизации подлежат само общество, сам уклад, само состояние умов. А также социальное положение людей, образование, медицина, защищенность человека. Всё, о чем мы с вами уже говорили. Инвестиции пойдут сюда только тогда, когда будет нормализована обстановка. Но уже и сейчас мы ведём переговоры с канадцами о создании холдинга по лесозаготовке. Это около трех тысяч рабочих мест. Если выправить аграрный комплекс: элеваторы, предприятия переработки, — это еще около трех тысяч рабочих мест. Вопрос виноградников, которые были в свое время вырублены. Есть люди, которые хотят возродить виноградники. Не для того, чтобы делать вино. У нас свадьбы, похороны, рождение ребенка не обходятся без хорошего стола, и виноград был бы украшением такого стола. Около ста объектов культурной и социальной инфраструктуры: школы, больницы, малые цеха — мы закладываем в связи с целевой программой развития Ингушетии. Но крупные объекты пока еще не рассматриваются. А ведь крупные объекты, крупные цели, крупные стройки объединяют народ, включают в себя тех, кто сегодня тоскует, унывает, или злобствует, воюет. Как в советские времена крупные дела создавали общесоюзное единство: БАМ, целина, великие плотины. Если бы нам дали такое задание — например, создать великолепный аграрный комплекс, — народ взялся бы за работу. Он хочет работать, умеет работать. И это задание стало бы частью нашей объединительной идеологии. Таким крупным, общенациональным проектом могло бы стать создание новой столицы Ингушетии. Это не только строительный объект, но это национальный символ, национальная святыня. Народ бы воспринял создание столицы, как свое "общее дело". Но, конечно, такой проект не под силу самой Ингушетии, он нуждается в поддержке Центра. Ведь во многом, построив на пепелище новый Грозный, этот Город Будущего, Рамзан Кадыров объединил истерзанное, разобщенное чеченское общество.
А.П. Меня интересует история вокруг Гуцериева. Я с ним знаком. Ужинал с ним. Он показался мне сильным человеком. Интеллектуал, прекрасная голова. Эрудит, великолепно знает русскую культуру. Очень интересно рассуждал о влиянии Кавказа на культуру России. И вот он попал в беду. Его отторгли, вынудили покинуть страну. И теперь его реабилитируют, стараются возвратить в Россию. Что за этим кроется? Может быть, желание ублажить клан Гуцериева? Чувствуется ли в сегодняшнем ингушском хаосе роль Гуцериева? Может быть, снимая с него обвинения, хотят уменьшить этот хаос?
Ю.Е. Скажу вам, я не вижу негативной роли ни Гуцериева, ни его родственников в сложившейся обстановке. Есть некоторые персоны, кто сознательно, исподтишка вредит. Но не Гуцериев. Народ его помнит, за многое благодарен. Я всегда ставлю в пример те объекты, которые построил Гуцериев. Аэропорт, гостиница, школа, вокзал — всё самое лучшее. Даже заборы вокруг кладбищ — его рук дело. А кладбище — это святое. Я думаю, снятие вины с Гуцериева — не политика, а результаты следствия, которое вскрыло его невиновность. Для республики это хорошо, а не плохо. Если он вернется и займется бизнесом, он всё равно что-то будет строить в республике.
А.П. Рамзан Кадыров, стремясь объединить всех чеченцев, приглашал вернуться даже Ахмата Закаева.
Ю.Е. Я не могу сравнивать Закаева и Гуцериева. Две разных роли, две разные судьбы. Когда я собираю на совещание, на совет различных уважаемых людей, я всегда приглашаю родственников Гуцериева. Они, как правило, не приходят. Наверное, у них есть обида и настороженность. У меня же к ним нет ничего, кроме уважения.
А.П. А что с Русланом Аушевым? Я помню еще по Афганистану и его, и его брата Адама. Оба герои, смельчаки. Жертвовали собой ради Отчизны. Руслан на Саланге получил страшное ранение. Он был кумиром всей 40-ой армии. Он стал Президентом Ингушетии, сделал блестящую политическую карьеру. Но потом на него легла какая-то тень, недоброжелательность определенных кругов в Москве. То ли в этом присутствует логика политики, то ли смена "политических времен года". Мне кажется, он чувствует себя не только обиженным, но и человеком, за которым пристально и недоброжелательно наблюдают. Какие у вас отношения с Русланом Султановичем?