Дальше шли коровы, все они были пристегнуты короткими цепями к трубам, в два ряда, мордашками друг к другу. Мне подумалось, что цепи слишком короткие, корова не может даже повернуть голову к людям. Одна огромная корова лежала на боку. Неестественно вздутое вымя не давало ей возможности сомкнуть ноги. Прижатая к полу нога дёргалась в судороге. Кто-то из посетительниц её пожалела: "Видно, нога затекла, бедная".
У некоторых от цепей натерлись загривки, и там отсутствовала шерсть. На сердце стало тяжело, представлены были только мясные и молочные породы, которых выводили, добиваясь огромного веса и больших удоев. В погоне за рекордами селекционеры не думают о самих животных, каково им носить эти туши.
Ожидая мужа, я отошла к последней клетке. Корову звали Поночка. Она косилась на меня напуганно. Подумалось, что животные чувствуют: если они не будут давать много молока, то их просто сдадут на мясо, — ведь люди смотрят на них как на еду. Я стала ласково с ней разговаривать и просить прощения за то, что мы их предали. Корова даёт молоко с любовью к телёнку и к человеку. Если любви не будет, то молоко пропадает. Это знает любая женщина, кормившая грудью ребёнка.
Дальше было так же грустно: быки весом по тонне, с тяжелым дыханием, ожиревшие поросята. Хряк лежал и не мог шевелиться. Странная конструкция над свиноматкой: на нее надет металлический каркас, не дающий возможности двигаться. Она — как узник на дыбе, а рядом в брюхо тычутся поросятки. Я стояла и смотрела на эту жуткую картину пытки материнства. Дальше шли клетки с баранами и овцами, у всех кроме коров, в кормушках был насыпан комбикорм.
Напротив баранов стояли холодильники со стеклянными дверьми, там висели разделанные туши этих же пород баранов и овец. Прошла женщина с маленькой девочкой. В глазах ребёнка ужас и удивление одновременно: только что был кучерявый тёплый баран, а вот, за стеклом его туша, с которой сняли кожу. Мама дочери что-то деликатно и растерянно пытается объяснить. Следующие клетки были с песцами, лисами, норками, кроликами. Тут же рядом продавались шубы из них же. В соседнем павильоне стеллажи с готовыми продуктами питания, а рядом столики с деловыми людьми, которые готовы вам всё это продать. На столах спиртное и мясная закуска, в глазах пустота.
Как-то далеко я была от всего этого, мысли всегда заняты посадками и строительством поместья, а тут как ад, со своим миром, правилами. Когда ехала на выставку, думала и представляла совсем всё не так. Мне казалось, что мир стал изменяться. Но нет, здесь люди думают о больших урожаях и прибыли, о новых свинофермах и коровниках, о новых химикатах. Вся жизнь у них в этом. Неужели пропасть между этим миром и жизнью в родовых поселениях будет еще больше? Возможно, лет через 10 не то, что жизнь, но даже недолгое нахождение в городе будет причинять мне боль и горько удивлять.
На выставке мы собирали рекламные проспекты и газеты. Была надежда, что в этих листках найду информацию, полезную для меня, но дома ждало разочарование. В одной из газет говорилось, например, о пробиотике, который вводят с кормом или молоком поросятам, взамен старых антибиотических препаратов. Их вводят с целью прироста массы. Еще там написано, что во Франции есть порода мясного скота — шароле, которая характеризуется тяжелыми отелами. Во Франции до 30% трудных отелов. Там же говорится о том, что мода на скот меняется, сейчас мода пошла на "развитие длиннейшей мышцы спины". Ведь если ее "разделать на стейки и продать, то прибыль будет выше, чем от всей остальной туши".
Вот уж действительно, создали животным ад, и сами в него попали по закону высшей справедливости. Живем в маленьких стойлах-каморках, мало видим света, из нас сосут энергию на работе, едим тот же комбикорм, живем мало и болеем. Как донести до человечества, где в большинстве преобладает сознание биоробота, что если перестанем поощрять насилие, то и сами станем жить по-человечески?"
Отчаянный вопль моей средней дочери, которая строит с мужем своё родовое поместье рядом с нами, я передала, как он выплеснулся, по горячим следам. Каждый человек имеет право жить, как он считает нужным. Я никого не зову идти нашим путём. Просто рассказываю о том, какой видят жизнь в своих поселениях строители родовых поместий.
Знаю, что многим жизнь в городе нравится. У читателя есть возможность сравнить мой рассказ со своей жизнью. Порадоваться за себя или за других. А закончить повествование хочется радостным событием. У наших соседей в поселении Ладное очередное венчание. Двое решили жить вместе, сажать лес, сад, родить детей, продолжателей рода. У молодых в поместье пока маленький домик, пруд, тепличка.