"На воле невозможно собрать в одной конструкторской группе двух больших инженеров или двух больших ученых: начинают бороться за имя, за славу, за сталинскую премию, обязательно один другого выживет. Поэтому все конструкторские бюро на воле — это бледный кружок вокруг одной яркой головы. А на шарашке? Ни слава, ни деньги никому не грозят…"
Знаете, кто написал эти строки? Александр Солженицын. Книга "В круге первом".
В одном он погрешил против истины: выходя из шарашек, ученые и конструкторы получали и ордена, и деньги, и славу. Александр Чаромский, создав в шарашке авиадизель, в 1942 году был представлении Лаврентием Берия самому Сталину — и тот назначил Чаромского главным конструктором Тушинского моторостроительного. Со всеми полагающимися атрибутами: служебной машиной, дачей, домашней прислугой.
Именно в шарашках — благодаря сложению умов и воль — были достигнуты серьезнейшие научно-технические прорывы. Валентин Глушко — будущий создатель космических двигателей и отец системы "Буран-Энергия" — продемонстрировал чудеса научного творчества именно в "шараге". А затем — собрал все мыслимые и немыслимые премии СССР, вознесся на вершины руководства космической отраслью. Какое странное рабство, не правда ли? Вы почитайте биографию великого двигателиста Бориса Стечкина, прошедшего через "шарагу" и также достигшего всех мыслимых высот в научно-промышленной иерархии СССР. Сколько ему удалось тогда сделать в самые сжатые сроки!
Мне понравилось то, как они с коллегами разработали и построили сверхмощный по тем временам мотор "Коджу" — "Коба Джугашвили". А видели ли вы сегодня, скажем, ядерный реактивный двигатель "Влапу"? Или плазменно-ионный "Дмимед"? Или, например, перспективный ракетный двигатель "Борель"? Или антиграв "Михгор"? Вы вообще видели какой-нибудь перспективный "движок", созданный благодаря государству в этой самой "новой России"?
Зато я видел то, что гораздо хуже любой "шараги". Смертельную тоску в глазах генерального конструктора корабля "Буран" Глеба Евгеньевича Лозино-Лозинского, дворянина по происхождению и сталиниста по убеждениям. Будучи у него в гостях в 1999-м, Максим Калашников видел, как этот могучий ум бессильно бьется в тенетах "новой Расеи", будучи не в силах воплотить великие замыслы. Например, проект многоразовой авиакосмической системы. Проекты новых силовых космических установок. Лозино-Лозинский пережил гибель программы "Буран—Энергия", которая на самом деле обеспечивала колоссальный технологический рывок всей отечественной промышленности, двигала вперед компьютерную технику страны, делала привычным применение "цифры" в проектировании. Господи, сколько же этот могучий ум мог бы дать стране, если бы ему обеспечили в 90-е годы такие же условия для реализации, как в СССР 1976-1989 гг.? По-моему, это страшнее любой шарашки.
И еще: в 2006-м один из тех, кто пытался создать технопарк в Петергофе, с грустью говорил: ах, в тех шарагах что-то было. Ибо работа шла споро. А то наши нынешние конструкторы и ученые только и знают, что лаяться и собачиться между собою, выясняя, кто из них круче.
А если без шуток, то шарашки в то экстремальное время помогли стране в кратчайшие сроки обрести мощь и силу. Выдержать грядущую битву с Европой не на жизнь, а насмерть. И судить о той эпохе с позиций дня нынешнего — признак непроходимой либеральной тупости. Ну, а сейчас нужны новые формы организации научно-технического творчества. И мы их придумаем! Зря, что ли, Сергей Переслегин и его друзья создают "знаниевый реактор"? Думают над очертаниями передовой русской НИС?
Факт остается фактом: Сталину удалась демиургия новой реальности. Он смог восстановить трудовую этику и дать народу Общее дело. Общее дело ТОГДА можно было делать только на основе веры, интереса и страха.
Невозможно было тогда использовать мощные материальные стимулы. Из-за бедности страны. Дело не только в том, что не было деньги на премии самым хорошим работникам — просто еще физически не хватало продуктов, товаров и услуг, на которые эти деньги могли быть потрачены. Поэтому сначала было принуждение.
Зато потом, с середины 30-х годов, когда промышленность поднялась, появилась и система материальной заинтересованности.
Принуждение для Сталина служило не идеологией, а технологией. Это надо понимать четко и ясно!
Как только появилась возможность пустить в ход не только кнут, но и пряник, Сталин немедленно ухватился за этот шанс и использовал его. И чем дальше — тем больше.