"...Без русских армий Польша была бы уничтожена или низведена до рабского положения, а сама польская нация стёрта с лица земли. Но доблестные русские армии освобождают Польшу, и никакие другие силы в мире не смогли бы этого сделать... Нации, которые оказались не в состоянии защитить себя, должны принимать к руководству указания тех, кто их спас и кто представляет им перспективу истинной свободы и независимости".
Вот какую правду о Варшавском восстании следовало бы рассказать "пожилой польке" молодым и доверчивым гражданам России. Но об этой правде "умалчивают" и большинство российских историков и, конечно, все историки нынешней Польши. Неплохо было ещё польским экскурсоводам поведать нашим молодым полонофилам, убеждённым в том, что "Варшавское восстание оказало влияние на ход мировой войны", как генерал Андерс, недруг СССР (в 1942 году, когда судьба войны решалась под Сталинградом, он ушёл из нашей страны со своей армией не на Волгу, а в Иран и потом в Италию), даже он, узнав о восстании, прислал в Варшаву депешу, в которой писал: "Я лично считаю решение командующего АК (о начале восстания) несчастьем... начало восстания в Варшаве в нынешней ситуации является не только глупостью, но и явным преступлением".
Вот так-то. Шляхетские политиканы сплели за спиной СССР заговор, а затем до сих пор обвиняют нас, что этот заговор не удался.
Взять великий город— дело непростое, это не деревушка и не хутор. Бои в городе — одна из самых тяжелейших военных операций. Вспомним, что немцы не смогли овладеть руинами Сталинграда, а наши солдаты в 1994 году — кварталами Грозного. Но если верить шляхетской пропаганде, то Сталин только и ждал момента, когда немцы раздавят повстанцев, чтобы сразу после этого с триумфом взять Варшаву. Однако мы её взяли не через несколько дней или даже недель после капитуляции Бур-Комаровского, а почти через четыре (!) месяца — 18 января 1945 года. Вот сколько времени понадобилось нашим войскам, нашим штабам, нашим отставшим от фронта тылам, чтобы собрать разведданные, подтянуть резервы, выработать стратегию, по которой следует с наименьшими потерями штурмовать громадный город. Не по-шляхетски мы его брали. А по-советски. По-сталински.
В своих воспоминаниях У. Черчилль, размышляя о Варшавском восстании, подвёл окончательный итог этому историческому спору:
"Имея общие границы с Польшей, Советский Союз имеет право добиться дружественного правительства. К этому обязывает, помимо прочего, кровь советского народа, обильно пролитая на полях Польши во имя её освобождения" (книга 3. стр. 589).
Российские молодые люди во время своего знакомства с Польшей были очарованы красотой древнего Кракова, куда их привезли энтээсовские покровители: "В отличие от Варшавы, городу удалось сохранить своё многовековое наследие от разрушений".
Но если бы у них были честные "экскурсоводы", они должны были бы сказать, что Краков не был разрушен лишь потому, что маршал И. С. Конев, понимая мировую культурную ценность древней столицы Польши, принял решение освобождать её без применения бомбардировочной авиации и тяжёлой артиллерии. За что после войны благодарные поляки поставили Коневу памятник в Кракове. После этого можно добавить к сказанному несколько слов, которые написал бывший премьер правительства Польши, честный политик и коренной поляк Мечислав Раковский, осудивший в 90-х годах русофобию эпохи Леха Валенсы:
"Символическим актом кретинизма было свержение памятника маршалу И. Коневу и демонстративная отправка его в металлолом. Памятника человеку, который спас Краков"... Вот тогда вся историческая картинка российско-польских отношений была бы ясна нашим молодым россиянам. Глядишь, у них бы и гордости за Россию прибавилось.
Блистательные польские кинофильмы ("Канал", "Потом наступит тишина", "Пепел и алмаз") создают иллюзию в том, что в Польше было мощное всенародное партизанское сопротивление фашизму. Но это, к сожалению, не выдержавший испытания временем миф, о котором историк В. Кожинов писал так: "По сведениям, собранным Б. Урланисом, в ходе югославского сопротивления погибли около 300 тысяч человек (из примерно 16 миллионов населения страны) албанского — почти 29 тысяч (из всего лишь 1 миллиона населения), а польского — 33 тысячи (из 35 миллионов). Таким образом, доля населения, погибшего в реальной борьбе с германской властью в Польше, в 20 раз меньше, чем в Югославии, и почти в 30 раз меньше, чем в Албании! ... (речь идёт о павших с оружием в руках).
Но ведь, кроме как в Польше, воевали поляки — и в Италии, в английских частях, и в составе наших войск, и в 1939 году во время немецкого блицкрига. Да, воевали. Но общая цифра погибших за родину в 1939-1945 годах польских военнослужащих — 123 тысячи человек, 0,3% от всего населения. Советские прямые потери — около 9 млн. человек. Это 5% населения страны. Чисто германские потери — 5 млн. военнослужащих — около 7% населения. В таких роковых и страстных войнах, какой была Вторая Мировая тремя десятыми процента — такой малой кровью — родину не спасёшь и независимость не завоюешь. Никакие гениальные фильмы не помогут. Может быть, узнав это, наши молодые люди, посещающие Польшу, будут ценить не только "героизм поляков и любовь к своей стране, упорство польского народа", но и "героизм" и "любовь к своей стране" и "упорство" народа советского, а в первую очередь народа русского? Может быть, и поймут, почему Сталин произнёс после победы свой знаменитый тост за русский народ.
Да, Польша кроме павших в борьбе потеряла во время II Мировой войны около 6-ти миллионов своих мирных граждан. Но случайным ли то, что более половины из них были польскими евреями? Случайно ли то, что когда 19 апреля 1943 года началось восстание евреев в варшавском гетто — ни Лондонское правительство, ни Армия Крайова пальцем не пошевельнули, чтобы хоть как-то помочь своим обречённым на смерть согражданам? Случайно ли то, что когда 23 июня 1941 года немцы перешли нашу границу в Западной Белоруссии, то местное польское население не пошло в партизаны и не подумало сопротивляться оккупантам, но тут же устроило несколько еврейских погромов своим соседям в близлежащих местечках, а 10 июля в городке Едвабне, куда сбежались все уцелевшие евреи в количестве двух тысяч, умертвило их жесточайшим образом вплоть до сожжения полутора тысяч несчастных беженцев в деревенском овине?
Случайно ли, что по свидетельству Ержи Эйнхорна, председателя нобелевского комитета по медицине, выдающегося шведского врача, освобождённого советскими солдатами из Ченстоховского гетто, польских евреев за небольшое вознаграждение охотно выдавали немцам сами поляки: "за пределами гетто полно профессиональных доносчиков-поляков, специализирующихся на распознавании евреев ... охотой на евреев занимаются и мальчишки. Они бегут за одинокими евреями и кричат "Jude, Jude", чтобы немцы поняли". За каждого обнаруженного вне гетто еврея польский доносчик получал 2 кг сахара. Недаром еврейский историк М. Даймонт, размышляя о том, почему немцы создали основные лагеря для уничтожения евреев не в Западной Европе, а именно в Польше, писал: