Встреча с Яковлевым и Вольским оставила у меня двоякие воспоминания. С одной стороны, я с уважением отнёсся к члену политбюро и специальному посланнику центра в "горячую точку" Закавказья. Но во время беседы с ними у меня возникло ощущение, что они не понимают всей опасности происходящих событий. Оба спокойно рассуждали обо всём, что происходило вокруг, как о естественных следствиях перестроечных процессов, по их логике выходило, что всё скоро само утрясётся и войдёт в норму, о каком-либо возможном втягивании войск ЗакВо в эти события и речи не было. Это странное благодушие вызывало недоумение и ещё больше расхолаживало местное руководство. В то время мне и в голову не приходила мысль о том, что такого уровня деятели могли быть сами активными агентами или агентами влияния "дирижёров", управлявших разрушением и расшатыванием Советской системы.
А что же происходило в войсках округа?
Принимались меры по повышению боевой готовности. Мы усилили разведку и наладили сбор информации о происходящих событиях. Чтобы не допустить провокаций по втягиванию гарнизонов в межнациональные разборки, мои заместители постоянно мотались по "горячим точкам" в Азербайджане и Армении.
А ситуация продолжала осложняться. И в Азербайджане, и в Армении люди другой национальности, преследуемые местными экстремистами, всё чаще стали обращаться за защитой к командирам наших гарнизонов и военных городков, так как не доверяли и боялись местных структур обеспечения правопорядка. И с моего разрешения преследуемые в Азербайджане армяне, а в Армении — азербайджанцы были укрыты в городках. Их преследователи, окружив гарнизон, предъявили командирам ультиматум: не выдадите скрывающихся, начнём штурм и городки разоружим.
Что было делать в этой ситуации?
Генштаб молчит, министр, на тот момент Дмитрий Тимофеевич Язов, тоже. А если не молчал, то начинал по телефону с матерком обвинять меня чуть ли не в трусости, но конкретных указаний с письменными подтверждениями не давал. Тем временем командиры гарнизонов двух республик докладывают, что ситуация в любой момент может обернуться попытками захвата гарнизонов силой.
Отдаю приказ. Всем офицерам и прапорщикам выдать личное оружие и боеприпасы. Усилить караулы и выставить дополнительные посты по всему периметру гарнизона. А также выйти на переговоры к предводителям боевиков и предупредить, что гарнизоны приведены в боевую готовность. В случае попытки штурмовать городок, первая очередь будет направлена в воздух, а в случае продолжения попытки захвата городка — будет открыт огонь на поражение. Это сразу охладило их пыл.
Угроз захвата гарнизона было много, но, к счастью, ни одной попытки захвата и разоружения после предъявления ультиматума не было. Лишь в Армении была остановлена и разоружена небольшая войсковая колонна, находившаяся на марше. Командир подразделения, которое следовало на полигон, был взят в заложники. Совместно с республиканскими силовыми структурами были приняты меры, и через пару дней командир и оружие были возвращены. В конечном итоге никто не пострадал.
Вот такими событиями были насыщены лето и осень 1988-го года. Два раза я летал в Карабах на встречу с Вольским: обсудить ситуацию, возможные пути развития кризиса и принятие мер. Но вместо реальных действий тот лишь старался меня всячески успокоить, заглушить бдительность.
С первым секретарём ЦК Грузии Д. Патиашвили у меня сложились хорошие деловые и личные отношения. Единственное, что я могу добавить, — он был человеком весьма мягким, можно даже сказать, нерешительным. Даже в роковое утро, 9 апреля 1989 г., почти перед самым началом операции, он позвонил мне по телефону, расположенному в моём автомобиле, и предложил отменить намеченные действия. Но тогда поворачивать назад было уже нельзя.
По возможности, я старался присутствовать на заседаниях бюро ЦК, где делился доступной мне информацией и пытался понять, что же на самом деле происходит в стране и на территории трёх республик. Что это? Издержки перестройки, или нечто большее, с более тяжёлыми последствиями, ожидающими впереди? Тогда было сложно сопоставить все частицы огромной мозаики, которые в конечном итоге, сложившись, привели к катастрофическим последствиям для Советского Союза. Уже тогда необходимо было начать смотреть на вещи более глобально, оценить события, происходящие в Прибалтике, да и в мире в целом. Но никто просто и помыслить не мог о настолько всепоглощающем масштабе предательства, корни которого уходили в самую глубь системы управления страной, в Москву.
Оценивая ситуацию сегодня, становится ясно, что тбилисская провокация 9-го апреля была приурочена к первому съезду народных депутатов, чтобы там с трибуны обвинить Советскую Армию и Кремль в трагедии. Советскую Армию, которая, жертвуя собой, пыталась защитить конституционный строй в ГССР и в Закавказье в целом.
И тут просматривается любопытная закономерность. Сразу же после съезда Горбачёв вылетел с официальным визитом в Китай. Что он там делал, где выступал — не распространялось; но как только он оттуда отбыл, на площади Тяньаньмэнь произошло то, что вошло в историю под названием "события 4 июня". В Китае также действовали антисоветские силы, которые, сформировав свои организации, надеялись пошатнуть политическую ситуацию, устроив длительные ожесточённые демонстрации. Антисоветчики надеялись, что Китай отступит и будет повержен.
Но там руководство поступило иначе, решительно и слаженно: демонстрация была разогнана с применением вооружённых сил. Когда же в сторону армии Китая посыпались обвинения, власти непоколебимо защитили свои Вооружённые Силы, заявив, что те выполнили приказ.
Много позже, когда я уже являлся министром обороны и находился с визитом в Китае, меня принял Цзян Цземинь, который в то время был председателем КНР. Встреча прошла в его кабинете. Он долго жал мою руку, смотрел в глаза и всё повторял: "Товарищ Родионов, спасибо вам за Тбилиси, мы сделали для себя очень серьёзный вывод". Тут следует уточнить, что Цзян Цземинь неплохо говорил по-русски.
Действия сил, направленные на разрушение двух красных империй, СССР и Китая, носили геополитический характер. Удары и орудия были спланированы, просчитаны и расставлены. Но в Китае силы, старавшиеся развалить страну, были жестоким образом уничтожены, что позволило КПК сохранить своё государство и стать сегодня ведущей мировой державой.
НО ВЕРНЁМСЯ к ситуации в ЗакВо. Больше всего в то время меня возмущала поверхностная оценка происходящего. Отсутствие анализа, выявления причин, прогнозирования последствий, и как результат — никаких действенных мер, лишь полумеры, похожие больше на имитацию деятельности.
Лето и осень 1988-го года на территории ЗакВо закончились, оставив тяжёлый осадок на душе, появилось множество вопросов, на которые мы не находили ответа.